— Ах! — вздохнул англичанин. — Вы с ума сошли…
— Нет, милорд, я была способна на безумство, но я осталась честной женщиной. Разве я могла употребить без угрызения совести то, что получила от вас, чтобы покорить человека, которого любила, но которым были не вы?
Лицо англичанина выразило удивление.
— Подождите, — остановила она его, — и вы меня поймете. Человеку, которого я любила, милорд, и которого — увы! — еще до сих пор люблю, угрожает смертельная опасность. Его окружают враги — сильные, страшные и неизвестные. Один только человек может защитить его, это — я. Но для того, чтобы эта защита была действенна, для того, чтобы я могла выдержать борьбу и одержать победу, необходимы деньги, и притом большие деньги, и вы должны понять, что я не могла воспользоваться вашим капиталом.
— Фульмен!
— Когда я поселилась здесь, удалилась от света и примирилась с этой бедной и мрачной обстановкой, целью моею было скопить для этой странной и таинственной борьбы пятьдесят или шестьдесят тысяч франков из тех денег, которые получала из театра.
Англичанин вскрикнул и упал на колени перед танцовщицей.
— Ах! Фульмен, вы самая благородная женщина; ваши слова еще более заставляют меня сожалеть и увеличивают мое отчаяние.
Фульмен заставила его встать и спросила:
— Угодно вам, милорд, выслушать меня?
— Говорите.
— Хотите вы быть моим другом?
— Мне ничего больше и не надо.
— Вы жалеете меня и пришли в отчаяние, когда я перестала быть вашей… но если вы сделаетесь моим другом, может быть, к вам вернется надежда…
Лорд Г. взял руки Фульмен и осыпал их поцелуями.
— И так как, — продолжала она, — я считаю вас человеком великодушным, истинным джентльменом с рыцарской душой, то я осмелилась явиться к вам в то время, когда вы находились в кругу безумцев, в обществе которых старались рассеять свое горе, и, воспользовавшись своим прежним влиянием на вас, вырвала вас оттуда и привезла сюда.
— И вы прекрасно поступили, — похвалил лорд Г. Фульмен, — потому что я всегда телом и душою принадлежал и принадлежу вам.
— Берегитесь! — сказала Фульмен с грустной улыбкой. — Может быть, вы еще не знаете, о чем я хочу просить вас.
— Я угадываю, — сказал лорд Г., — и потому хочу ответить вам прежде, чем вы мне это скажете.
И благородный лорд опустился на колено перед Фульмен и продолжал:
— Дитя мое, я был безумцем, когда думал, что вы могли бы полюбить человека подобного мне, у которого уже поседели волосы и для которого давно уже наступил зрелый возраст. Но если я слишком стар, чтобы быть любимым вами, то я чувствую в своем сердце достаточно молодости для того, чтобы быть вашим другом, — другом верным, истинным и преданным.
— Вы благородны и добры, — прошептала Фульмен.
— Вы хотите просить у меня, — продолжал лорд Г., — разрешения воспользоваться теми средствами, которые я дал вам, для борьбы, о которой вы мне говорили.
— Да, — пробормотала Фульмен.
— Хорошо! И я прибавлю: все, что у меня есть, принадлежит вам, Фульмен… и мое благосостояние, и я сам, если только я могу быть вам чем-нибудь полезен.
— О! — вскричала Фульмен. — Вы не человек, а ангел. Я принимаю ваше предложение!
И затем она тихо прибавила:
— Боже мой! Может быть, я еще могу спасти Армана!
На улице де Пентьевр, почти в конце предместья Сент-Онорэ, возвышался старинный отель, величественный с виду, ворота которого были увенчаны большим гербовым щитом; на голубом фоне его были изображены две серебряные птички с кратким девизом: Semper! To есть: Вечно! Итак, аристократический род, имевший дерзновение верить в вечность своего существования — на что указывала надпись — увидал, как последний его отпрыск сошел в могилу, не оставив после себя потомства. Барон де Флар-Рювкньи, глава младшей линии, умер в Марселе, будучи убит на дуэли маркизом Гонтраном де Ласи. Маркиз де Флар-Монгори, глава старшей линии, умер несколько недель спустя в замке де Пон, узнав, что маркиз де Ласи похитил Маргариту де Пон. Но г-н Шаламбель, усыновленный этим последним, усиленно домогался и наконец добился-таки разрешения министра юстиции носить имя и принять герб человека, законным наследником всего имущества которого он являлся.
Несколько месяцев спустя, как припомнит читатель, новый маркиз женился на баронессе де Мор-Дье. Вспомним обстоятельства, при которых это случилось. Почтовая карета г-на де Шаламбеля сломалась в нескольких сот шагов от замка, где жила молодая вдова. Раненого молодого человека, бывшего в обмороке, перенесли к ней в замок, и он остался там неделю, другую, наконец, третью. В это время пришло печальное известие о смерти г-на де Верна, усыновленного покойным бароном де Мор-Дье, человека, которому баронесса должна была передать все имущество покойного в ущерб того, кто носил его имя, назывался его сыном, но в жилах которого не было ни капли крови барона.
Смерть де Верна сильно поразила молодую женщину, но когда первое отчаяние миновало, она увидала у ног своих г-на Шаламбеля, сочувствовавшего ее горю и говорящего ей о будущем и о своей привязанности, и даже осмелившегося сказать, что он любит ее… Госпожа де Мор-Дье была молода и в жизни любила только своего старого мужа; она была одинока на свете и в первый раз испугалась этого одиночества, с которым думала было примириться… Затем г-н Шаламбель, которого с этих пор мы будем называть Фларом, говорил так обольстительно, бросал на нее такие жгучие взгляды… что госпожа де Мор-Дье согласилась наконец сделаться счастливой.
Прошло уже семь лет с тех пор, как баронесса де Мор-Дье получила у подножия алтаря имя маркизы де Флар-Монгори. Для нее эти семь лет пронеслись как счастливый сон, не омраченный ни одной ссорой, ни малейшим облачком. Де Флар был самым лучшим супругом и обожал свою жену. Госпоже де Флар должно было вскоре исполниться тридцать пять лет, но время, казалось, забыло ее. Ни одной морщинки не было видно на ее челе; ее улыбка носила отпечаток юношеской свежести, а в глазах светилась та почти детская меланхолия, которую так любил покойный барон де Мор-Дье. От этого союза, казалось, благословенного самим Богом, родились две маленькие девочки, розовенькие, белокурые и прекрасные, как ангелы, спустившиеся на землю. Через шесть месяцев после вступления в брак г-н де Флар выплатил миллион сыну, лишенному наследства, барону де Мор-Дье, который, подобно ему, принадлежал к числу членов общества «Друзей шпаги». Спустя год ужасное общество распалось.
Счастье и богатство, казалось, соединились воедино, чтобы сопутствовать в жизни г-ну Шаламбелю, ставшему одновременно маркизом де Фларом, миллионером, счастливым супругом баронессы де Мор-Дье и отцом двух прелестных малюток.
