— Очень давно. Мне лет пять или шесть было. Ничего толком не помню — снег, холодно, вечные сумерки.
— Земля? — жадно спросила Алёна.
— Совершенно верно. Я знаю почему именно Земля. Увидите сами, у бати дома огромная коллекция артефактов, никаким музеям не снилось… Эпоха? Неизвестно. Наверное плейстоцен, наиболее близко.
С тем Ваня отказался от более подробных объяснений — просто встал и ушел с веранды, подхватив ящик с инструментами: работать. Славик с Алёной решили не настаивать.
Кельт при разговоре не присутствовал — торчал у вольера с Крошкой Ру. И не замедлил позвать Славика с филологессой, увидев нечто загадочное.
— Подозрения оправдываются, — аспирант уткнулся лбом в деревянную решетку загона и правой ладонью оглаживая рыжую бородку. — Ребята, это не взрослый организм, это ларва.
— Можно объяснить? — Славик с подозрением провожал взглядом чучелку, бродившую между прутиками — право-лево, лево-право, зигзаг. — Саня, ты зверюгу неплохо откормил.
— Да какое там, — Кельт поморщился. — Для своей массы оно питается вполне нормально, но толстеет на глазах. Ларва — это личинка. Личинка, из которой разовьется большее! У Крошки Ру широко раздулись бока, на голове начала появляться пленка, атрофируются задние лапки, скоро оно остановится и…
— И окуклится, — ядовитенько подсказала филологесса. — Короче, Склифософский. Чего нам ждать?
— Перерождения, вероятно, — твердо сказал Кельт. — Во что — не знаю. Рассуждая логически, из личинки обязано появиться взрослое существо. Но вы уверяли, будто это чужая тварь — значит, следует ждать любых сюрпризов.
— Предположения есть?
— Сотню могу озвучить сейчас, еще полтысячи чуть позже.
— Понятно. Славик, перезвони-ка ты Алаверу — наверняка в ФСБ хоть кто-то должен заниматься биологической безопасностью. Вирусы там какие-нибудь, штамм холеры…
— Эта штука великовата для холерного вибриона.
— Доложи, не повредит.
* * *
В последующие дни Крошка Ру не доставила беспокойства — животинка бегала меж столбиков, на специалистов из какого-то закрытого НИИ приехавших по спешному вызову даже взглянуть не изволила, распухала и неутомимо нарезала километры по замкнутому кругу. Спецы посоветовали установить в вольере видеокамеру для круглосуточного наблюдения и убыли, ничего толком не выяснив.
В последнее спокойное воскресенье дачу навестил Лев Щаранский — старика пригласили отдохнуть, покушать домашних шашлыков и пообщаться. Иван отдельно заметил — простучав Льва Натановича через свои частные каналы, и осведомившись о нем по линии ведомства майора Алавера, удалось выяснить, что протеже филологессы оказался если не святым в незапятнанных ризах, то как минимум человеком рукопожатным и совестливым: Щаранский и в девяностые не вел процессов, защищая откровенных бандюков, зарабатывая на невинных гражданских делах наподобие развода известного актера с окрутившей такового курвой (на стороне актера, а не курвы, ясно) или споров о наследстве.
Государство привлекало уважаемого специалиста к вопросам реституции — должна ли Россия отдать независимой Литве покраденные дикими русскими оккупантами ценности из древнего костёла в Паневежисе, ныне хранящиеся в Русском музее Петербурга?
Не должна, как доказал Щаранский.
Процент выигранных дел свидетельствовал в пользу Льва Натановича, причем он ухитрился трижды посадить в лужу суд в Страсбурге, безупречно выиграв процессы по обвинению двух русских и одного белорусского ветеранов войны в «геноциде» против прибалтийских нацистов.
Щаранский говорил так: «Я человек родом из СССР. А тогда всем было наплевать, еврей ты, русский или эстонец в помеси с бурятом. Поэтому я ровно такой же еврей, как русский, эстонец или бурят. На этом разговор окончен».
— Забавная штучка, — адвокат, от души наигравшись с трофейным i-Pad отложил вещицу в сторону. Взялся за чашку с чаем. — Алёнушка, помня дружбу с вашей мамой… Я интеллигентный человек, старой закалки, но мне кажется, что вы вовлекли меня в очень серьезное дело, а потому я обязан спросить прямо. Алёна, откуда у вас миллионы?
— Миллиарды, — подсказала филологесса. — Лев Натанович, я знакома с вами с детства. Вы читали мне сказки перед сном — да-да, помните, когда мама должна была задержаться на премьере в театре Товстоногова вас оставили сидеть с маленькой девочкой и вы не отказались?
— Конечно, большой альбом с рисунками, братья Гримм, — кивнул Щаранский. — У меня, похвалюсь, отличная память. Можно небольшое наблюдение?
— Разумеется!
— Вот к примеру Иван Андреевич, — Адвокат вытянул руку эпическим жестом. Ваня, широко улыбнувшись в ответ, чуть шутовки поклонился. Его Щаранский забавлял, но и тени уничижения в жестах Ивана не было. — Признаюсь публично: меня он если не пугает, то настораживает.
— Внешность?
— Нет, ни разу! Вы меня неверно поняли, извините. Молодые, самоуверенные люди в малиновых пиджаках, убежденные, что мир принадлежит им, лично у меня вызывают скептические настроения. Сколько таких было в девяностые, и где они теперь, спрашивается?
— Отсутствие интеллектуальной базы, и, как тогда говорили, «понятий», — сказал Ваня. — Они исчезли потому, что не умели жить в новых условиях, полагаясь только на силу, а не на голову.
— Очень краткое и емкое определение — «не умели»! — восхитился седой адвокат. — Теперь спросите себя: вы умеете?
— Да.
— Прекрасно, просто замечательно!.. Но запомните, — Лев Натанович резко перегнулся через стол и схватил Ивана за плечо. Не окажись пожилым господином в костюме с галстуком, бородкой и честно нажитым брюшком под вязаной жилеткой, показалось бы что Щаранского охватил приступ немотивированной агрессии. — Запомните, Алёну я всегда полагал своей приемной дочерью. И если вы её обидите!.. Вы понимаете, Иван Андреевич?
— Очень хорошо понимаю, — не дрогнув сказал Ваня, осторожно сняв руку адвоката. — Я знаю кто вы такой на самом деле. Вернее, кем были в не столь отдаленном прошлом. Заканчивали юридический факультет Военно-политической академии имени Ленина. Кавалер орденов Красного Знамени и Красной Звезды, во время вьетнамской войны — один из ведущих советников при миссии СССР в правительстве Тон Дык Тханга. Допустим, проект новой конституции Социалистической республики Вьетнам от 1976 года — ваша работа?
— В составе коллектива авторов, — отрезал Щаранский и сел обратно в плетеное кресло. — Вы, оказывется, любознательный молодой человек, Иван. Ну так что же, будем дружить домами?
