— Вы посылали за мной, мсье? — недовольно спросил он.
— О да! — Сульт потёр удовлетворённо руки. — Надо составить меню на ужин, сержант Деро. К ужину будет шестнадцать человек. Что вы предлагаете?
— У меня есть угри.
— Угри! — удовлетворённо улыбнулся Сульт. — Фаршированные белым соусом и грибами? Превосходно!
— Я сделаю из них филе, — упрямо заявил сержант Деро. — обжарю с петрушкой и приготовлю в красном винном соусе. Перед этим подам ягнёнка. Есть очень хороший ягненок.
— Замечательно! Люблю ягнятину! Сделаете к ней соус с каперсами?
— Соус с каперсами? — с отвращением воскликнул Деро. — Уксус убьёт вкус ягнятины! А у меня — замечательный, нежный, жирный ягнёнок!
От взрыва задребезжали оконные стёкла и жалобно зазвенели грушевидные хрустальные подвески люстр над столом, но ни маршал, ни повар этого даже не заметили.
— Я запеку ягнёнка с небольшой толикой гусиного жира, — тоном, не допускающим обсуждения, отрезал Деро.
— Хорошо-хорошо, — согласился Сульт.
— На гарнир — лук, ветчина и немного белых грибов.
Торопливо вошёл взволнованный офицер, потный и красный:
— Мсье!
— Момент, — нахмурился Сульт. — Лук, ветчина и немного белых грибов? И, возможно, немного ломтиков шпика, сержант? Это хорошо идёт с ягнёнком.
— Там уже будет порезанная ветчина, — упорно стоял на своём Деро. — маленькие луковки и немного белых грибов.
Сульт сдался:
— Знаю, на вкус это будет превосходно. И — Деро — спасибо за завтрак. Спасибо.
— Лучше сьели бы сразу, как только было приготовлено, — хмуро заявил Деро и удалился.
Сульт улыбнулся повару и недовольно воззрился на прервавшего его офицера:
— Вы — капитан Броссар, верно? Хотите завтракать? — маршал указал ножом с кусочком масла на кончике место в конце стола. — Как поживает генерал Фуа?
Броссар был адьютантом Фуа, и у него не было времени ни позавтракать, ни обсуждать здоровье генерала Фуа. Он еле сдерживал рвущиеся из глубины души эмоции и с трудом справился с собой, чтобы доложить по форме:
— Британцы, мсье — они в семинарии.
Сульт недоверчиво уставился на него:
— Они — где?
— Британцы в семинарии.
— Но губернатор уверил меня, что лодок нет!
Все лодки перевели на северный берег, где они были в распоряжении французов и недоступны для тех, кто подошёл с юга.
— Ни одной на их берегу, мсье! Но, однако, они переправляются. Они уже заняли холм.
Сульт почувствовал, что его сердце ёкнуло. Холм, на котором расположилась семинария, доминировал над дорогой в Амаранте, а эта дорога вела к складам в Испании и армии Люсона, расположенной на реке Тамега. Если британцы перережут дорогу, они уничтожат французскую армию по частям, и репутация Сульта будет погублена. Маршал вскочил, опрокинув стул.
— Прикажите генералу Фуа отбросить их за реку, — проревел он. — Немедленно! Ступайте! Отбросьте их за реку!
Офицеры поспешно ушли, оставив Кейт и Кристофера одних. Увидев на лице мужа выражение чрезвычайной паники, Кейт ощутила приступ злорадства. Окна дребезжали, люстры звенели, британцы наступали.
— Просто великолепно! Среди нас есть Королевские стрелки! Это благословение Божье! Я и не знал, что в 1-й бригаде есть кто-то из 95-го полка, — говорил крупный румяный человек с лысеющей головой и приветливым лицом. — Вас-то нам и не хватало!
Если бы на нём не было формы, он был бы похож на добродушного фермера, который где-нибудь на английском рынке загоняет своих упитанных овец в загон в ожидании аукциона домашнего скота.
— Это — папаша Хилл, — пояснил Харрис Пендлтону.
— Так-так, молодой человек, — надулся генерал Хилл. — Разве можно произносить прозвище офицера, когда он может это услышать? Надо бы наказать вас.
— Извините, сэр, — Харрис не думал, что его замечание будет услышано.
— Но вы — стрелок, и потому вы прощены. И весьма потрёпанный стрелок, должен вам сказать! Куда катится армия, если не во что приодеться перед боем? — он улыбнулся Харрису, порылся в кармане и вытащил горстку миндаля. — Вот вам кое-что, чтобы занять ваш язык, молодой человек.
— Спасибо, сэр.
Теперь на крыше семинарии было уже два генерала: генерал Хилл, который из за своей природной доброжелательности заработал заработал прозвище «папаша Хилл», командующий 1-ой бригады, силы которой переправлялись через реку, присоединился к сэру Эдварду Пэйджету как раз вовремя, чтобы увидеть прибытие трёх французских батальонов из восточного пригорода Опорто. Батальоны под руководством сержантов и капралов в низине перестраивались в две колонны для штурма семинарии. Одна колонна должна была двигаться в сторону фасада семинарии, другая формировалась на северном фланге, около дороги на Амаранте. Кроме того, чтобы не допустить получения засевшими в семинарии британцами подкреплений, французы выдвинули артиллерийскую батарею с приказом потопить баржи. Построенные колонны ждали, когда баржи будут потоплены, и артиллеристы перенесут огонь на семинарию.
Шарп зря задавался вопросом, почему Уэлсли не поставил орудия в женском монастыре: как только французские батареи развернулись для стрельбы, невидимая ранее британская батарея выдвинулась на террасу монастыря.
— Вот вам и припарка для французов! — воскликнул генерал Хилл, когда увидел внушающий уважение ряд мощных орудий.
Первой открыла огонь пяти-с-половинойдюймовая гаубица, подобная той, что обстреливала Шарпа на Холме Сторожевой Башни. Она стреляла снарядами круглой картечи, новейшим видом оружия, которое было изобретено подполковником Шрапнеллом и являлось военным секретом Великобритании. Оболочка снаряда начинялась мушкетными пулями и расположенным в центре пороховым зарядом таким образом, чтобы при взрыве пули и осколки корпуса поражали противника. Чтобы импульс выстрела усилил поражающее действие снаряда, необходимо было сократить до минимума время между попаданием снаряда и взрывом внутри его оболочки, поэтому артиллеристы должны были с необыкновенной точностью рассчитать длину запальных шнуров. Артиллеристы, которые стреляли из гаубицы, были в этом деле мастерами.
Выстрелом гаубицу отбросило назад, снаряд перелетел по дуге через реку, оставляя за собой тонкий след дыма от горящего фитиля, и взорвался на расстоянии двадцати ярдов впереди и футов на двадцать выше первого из французских орудий, как это и было задумано. Взрыв образовал в воздухе облако белого порохового дыма, визжащих осколков металла и красных капель крови. Лошади и французский артиллерийский расчёт — все четырнадцать человек — были убиты или изранены, а само орудие сброшено с лафета.
