Откусывая пресный хлеб, Огюст сказал:
– Мне очень жаль, ваше сиятельство, но я больше не смогу остаться и погостить у вас. Мне нужно продолжать свой путь. Я поднимусь завтра засветло, прошу не беспокоиться, я соберусь и отправлюсь дальше в родовой замок Кавальон.
– Как жаль, мой мальчик, ты покидаешь меня! Гости так редко заглядывают ко мне в Бланшефор. Последний раз это было много лет назад. Рене, зажарь моему племяннику в дорогу курицу, до замка Кавальон путь неблизкий и напеки лепёшек побольше.
– Ваше сиятельство, муки осталось немного… – печально произнёс Рене.
– Значит, напеки из всей муки, которая есть, – не унимался Луи.
– Хорошо, как прикажете! Через два часа всё будет готово. – Рене удалился на кухню.
Огюста разместили в комнате для гостей, если так можно её назвать. На старой столетней кровати лежал тюфяк с жёсткой соломой и нечто наподобие покрывала. Проделав длительный путь по морю, а затем отрогам Пиренеев Огюст вообще забыл, что такое кровать, поэтому лёг и быстро заснул с намерением встать на рассвете.
Шевалье проснулся, едва забрезжил рассвет весеннего утра. Граф Луи и Рене ещё спали. Несмотря на скрипучую кровать и грязный тюфяк, Огюст выспался, был полон сил и решимости добраться до тайника в горах, хотя бы для того, чтобы убедиться, правдив ли сон.
Шевалье оделся, ополоснул лицо в чаше, предусмотрительно наполненной водой с вечера, и прямиком отправился на чердак. Он достал статуэтку, попытался положить свёрток в походную сумку, но тот предательски торчал, привлекая внимание. Огюст увидел старые кожаные подпруги для лошади, отрезал от них нужную длину, привязал статуэтку к спине крест-накрест и надел широкий просторный плащ, отлично скрывший привязанный свёрток.
Шевалье покидал замок с чувством сожаления и глубочайшего разочарования. Во внутреннем дворе стояла тишина, да и кому было шуметь. Он вышел через полуразвалившиеся ворота и направился в горы, а через час уже достиг нужного места. Теперь было важно правильно сориентироваться. Вот качающийся или «висячий камень», как называли его в Бланшефоре, – шевалье встал к нему спиной. Ветры придали камню форму перевёрнутой пирамиды, а дожди подмыли нижнее основание так, что камень едва заметно покачивался, словно детская качалка. Огюст прошёл, как делал это во сне, десять шагов наискосок вправо, по направлению к большому камню, закрывающему вход в пещеру, затем напрягся и отвалил камень плечом. В пещере стоял полумрак, свет проходил лишь через проделанное им отверстие. Он огляделся, убедился, что маленькая природная пещера пуста. Огюст был разочарован: неужели тайник – только легенда? И всё-таки, прежде чем покинуть пещеру, он решил тщательно обследовать её ещё раз. Огюст внимательно осмотрел стены, ощупывая все имеющиеся выступы, даже самые незначительные. Но всё безуспешно – тайника не было.
Шевалье страшно устал, ему захотелось пить. Он присел на каменный пол с намерением хлебнуть из фляги воды, как вдруг камень, лежащий рядом, показался ему неестественно чёрного цвета.
Огюст, утолив жажду, с новыми силами приступил к обследованию необычного камня. При ближайшем рассмотрении, он понял, что перед ним нечто вроде небольшого сундука из керамики, имитирующего форму и поверхность камня. Огюст аккуратно вставил кинжал в едва заметный зазор и вскрыл крышку. Действительно, «камень» оказался своего рода хранилищем, в котором лежали кожаные мешочки, затянутые серебряной тесьмой.
Огюст ослабил тесьму и высыпал содержимое одного из мешочков на крышку «камня». Перед ним лежали золотые византийские монеты времён императора Михаила III. Каждый мешочек содержал тридцать монет. Он насчитал двадцать таких мешочков – шестьсот золотых монет в разорённом Лангедоке – сказочное богатство.
Золото не вызвало радости, шевалье побросал мешочки в сумку, она провисла под их тяжестью. Сундук он закрыл, вышел из пещеры и привалил камень на его прежнее место. Получилось так, как сказал дух прадеда во сне – он нашёл золото.
После утомительной прогулки с тяжёлой сумкой, Огюст подошёл к замку Бланшефор, поднялся в комнату графа Луи, тот ещё спал. Шевалье оставил десять мешочков с золотом на самом видном месте, и покинул замок с чувством выполненного долга перед своим родственником.
Обратный переход к морю проходил не гладко. Огюст быстрее уставал, статуэтка сковывала движения и натирала спину; сумка, отяжелённая золотом, больно била по бедру. С такой ношей приходилось быть начеку. Несколько раз шевалье натыкался на пастухов-горцев и старался обходить их стороной. Конечно, он в состоянии защитить себя, но зачем лишние проблемы?! Огюст не чаял, когда доберётся до побережья.
Во время последней ночёвки под открытым небом, ему снова явился прадед.
– Ты получил и Бафомета, и золото… – произнёс он. – Признаюсь, ты не разочаровал меня… Но хочу предупредить тебя: не доверяй своей жене… Не отдавай ей статуэтку…
Огюст проснулся, во рту пересохло, несмотря на то, что ночь была прохладной. Он жадно припал к бурдюку с водой.
– Что значит: не доверяй жене? Почему? Как я могу не доверять Федельм? – не понимал он.
На следующий день Огюст, измученный опасным путешествием, добрался до лагеря шотландских моряков.
Сидевшие вокруг костра моряки жарили рыбу. Один из них прикрыл ладонью глаза, щурясь от солнца.
– Смотрите-ка, наш Мак Кумал идёт! Живёхонек! Не зря мы здесь на солнце загорали!
– Я сразу сказал: Мак Кумалы держат слово… – довольно проворчал капитан, всматриваясь вдаль. Финбоу было всё равно, что Огюст урождённый Кавальон, а не Мак Кумал: раз носишь цвета клана, то и зовись его именем.
Вся команда приветствовала Огюста. Жаренная на костре рыба показалась ему необыкновенно вкусной после чахлой курицы и пресных лепёшек. Шевалье ни о чём не расспрашивали, соблюдая золотое правило – не хочешь говорить, дело твоё, но денег заплати. Что Огюст и сделал, порывшись в кошельке, достал три золотых флорина, обещанных Финбоу.
Капитан остался доволен. После трёхдневного пути по морю показался остров Мэн. Теперь пара дней и шебека будет на Кинтаре, в Дуннаде. Огюст пребывал в смятении: как вести себя в Крэг Фадриг? Доверять ли жене? Или всё же проявить осторожность?.. Да путешествие по родному Лангедоку произвело на него удручающее впечатление. Развалины Монсегюра и обветшалый Бланшефор оставили на сердце незаживающий рубец.
К вечеру шевалье добрался до Беннахи и решил спрятать статуэтку и сумку с золотом под стеной плетёной хижины недалеко от Кольца правды. Он вырыл кинжалом неглубокую яму, поместил в неё сумку, засыпав землёй и прелой прошлогодней листвой.
