Я поклонился и пошел к двери.
Нелл догнала меня, желая что-то сказать, но остановилась. Я ждал, пока она наконец нерешительно заговорила:
– Если… если вы осмелитесь произнести мое имя в присутствии Барбары Кинтон, то скажите, что я желаю ей всего хорошего и прошу ее не вспоминать меня злом.
– У нее достаточно оснований вспоминать вас добром, – заметил я.
– Вот именно потому-то она и будет вспоминать меня злом! Симон, говорю же вам, убирайтесь отсюда! – Она протянула мне руку, я поцеловал ее, после чего она продолжала: – На этот раз мы расстанемся навсегда; я и любила вас, и ненавидела, и любила опять. Но что значит моя любовь? Ведь я столь многих люблю!
– Нет, она много значит, – сказал я. – Будьте счастливы!
Я вышел из комнаты. Нелл Гвинт смотрела мне вслед и, смеясь, кивала головою, качаясь на каблуках, как часто делала это. Потом она послала мне вдогонку воздушный поцелуй. Так я и ушел и с тех пор больше не видел ее. Но, когда осуждают при мне грешников, я молчу, вспоминая последний поцелуй Нелл Гвинт.
Когда я проходил по залам дворца, там как будто ничто не изменилось. Все было так же, как тогда, когда я приехал сюда отказываться от должности, полученной мною через Нелл Гвинт. Все были так же любезны, фальшивы и пусты, как раньше. Тогда говорили о приезде герцогини Орлеанской, теперь говорили о ее отъезде, о Дувре, но не о важном договоре, заключенном там, а по преимуществу об увлечении короля Луизой де Керуайль, о ее возвращении к нашим покинутым ею берегам. Все это было для меня уже нисколько неинтересно: мне просто было противно смотреть на все это. Я спешил исполнить свою задачу и как можно скорее убраться отсюда. Моя роль здесь была кончена: предсказание Бетти Несрот исполнилось, и мое честолюбие было удовлетворено. Впрочем, меня занимало последнее действие комедии, которую мне предстояло разыграть перед королем; меня интересовали также лица приверженцев герцога Йоркского и Арлингтона, смотревших на меня с тайным страхом и враждебностью, так как они, очевидно, угадывали, что я проник в их секреты. Мне они не страшны: я не имел намерения вмешиваться еще раз в придворные интриги и соперничать с кем бы то ни было. Мне хотелось сказать им всем:
«Будьте спокойны! Через час я исчезну, и вы больше никогда не увидите моего лица».
Король сидел в своем кресле; около него стоял только граф Рочестер, которого я знал по слухам, хотя и не был знаком лично. Ни брата короля, ни герцога Монмута не было видно. Я попросил доложить о своем прибытии королю, и был принят им немедленно. Он милостиво улыбнулся мне, но продолжал разговор с графом Рочестером, гладя маленькую собачку, лежавшую на его коленях.
Несколько минут спустя граф Рочестер откланялся и, отойдя, замешался в толпу придворных. Король сидел некоторое время задумавшись, продолжая ласкать собачку, потом поднял свой взгляд на меня и любезно обратился ко мне:
– Что же вы не приняли участия в нашем политическом споре?
– Ваше величество, я – не мастер говорить о высоких материях, – поклонился я.
– Это хорошо. Я знаю вас за человека большой скромности и готов быть полезен вам. Вы хотели чего-то просить у меня?
– Да, сущий пустяк для вашего величества и очень важное для меня.
– Хорошо, если бы все просьбы были такого рода! Говорите, я вас слушаю.
– Я хотел только просить ваше величество помочь мне добиться женщины, которую я люблю.
Он слегка вздрогнул, и перестал гладить собачку.
– Женщины, которую вы любите? – переспросил он. – А она любит вас?
– Так по крайней мере она сказала мне, ваше величество.
– Значит, она хотела, чтобы вы это думали. Я ее знаю?
– Очень хорошо, ваше величество, – многозначительно ответил я.
Король был, видимо, встревожен. Человек его лет готов видеть соперника в каждом юноше, как бы мало привлекателен тот ни был.
Я не мог дольше выносить наступившее молчание и позволил себе произнести:
– Когда-то было время, ваше величество, что я любил там, где любил король, так же, как пил из его чаши.
– Я знаю, мистер Дэл. Но почему вы сказали «когда-то»?
– Потому, что это прошло, государь.
– А вчера? – резко спросил он.
– Она – хорошая артистка, ваше величество, боюсь, что я был ей плохим партнером.
– Вы были достаточно хороши, – помолчав сказал он, – но она играла великолепно.
– Не удивительно: на карте стояла вся ее жизнь.
– Да, бедняжка Нелл любит меня, – мягко сказал король. – Я был не прав по отношению к ней. Но не буду утруждать вас своими делами. Итак?
– Мисс Гвинт была очень добра ко мне, ваше величество.
– Думаю, что так, – заметил король.
– Но мое сердце и теперь, и с давних пор было отдано другой.
– Говоря откровенно, мистер Дэл, я очень рад слышать это. Было это так и в Кэнтербери?
– Больше чем когда-нибудь, потому что она была там.
– Я знаю, что она была там.
– Нет, ваше величество, я говорю о другой – о той, которую люблю, а именно о мисс Барбаре Кинтон.
Король опустил глаза и нахмурился. Потом он странно улыбнулся и спросил:
– Вы помните де Перренкура?
– Очень хорошо помню, государь.
– Это ведь по его желанию, а не по моему, вы тогда поехали в Кале.
– Я это знал, ваше величество.
– А говорят, да и сам он это думает, что он лучше всякого другого умеет выбирать людей для своих целей! Итак, вы желаете жениться на мисс Кинтон? Ну, она не для вас: ее положение выше этого.
– Но не выше желания вашего величества, то есть не выше чем ее отец. Она сама в нем не нуждается.
– Однако вы не страдаете излишней скромностью!
– Этого и не должно быть, когда я пил одну чашу с королем.
– Поэтому мы должны быть друзьями?
– И когда я знал то, что он скрывает, и любил там, где любил он.
Король ничего не ответил и сидел несколько времени в задумчивости. Я видел, что на меня устремлено много глаз, я знал, как многие завидовали моему долгому разговору с королем, недоумевая, чем могла быть вызвана такая милость, однако мало обращал на это внимания, стараясь угадать мысли короля и взвешивая вероятие своего успеха. Я желал только возможности вести тихую, мирную жизнь с любимой женщиной, отказавшись от всяких честолюбивых планов будущего. Другой на моем месте, может быть, воспользовался бы своим положением, чтобы получить материальную выгоду; я же, боясь, чтобы король не заподозрил меня в этом, поспешил сказать:
– Сегодня я уезжаю из Лондона, ваше величество; получу ли я то, что прошу у вас, или нет, но в том и другом случае буду молчать. Если ваше величество и не пожелаете помочь мне, все-таки я останусь навсегда вашим преданным подданным.
