Шаповал принес миску говяжьих мослов, горбушку ржаного хлеба и кувшин молока.
— Козье, — сказал он с гордостью. — Очень пользительное. С деревни привозят. А знаешь какие теперь кордоны? В город не пробиться.
— Благодарствую, — ответил Иона и жадно вгрызся в остатки мяса на большой желтоватой костомахе. — А что касается кордонов, то я знаю о них не понаслышке. Как собаки цепные. И не только лают, но еще и кусаются. Германцы едва не пристрелили меня…
Пока он насыщался, Лёва рассказывал:
— …Просто какой-то последний день Помпеи. Все грабят, пьянствуют и везде сплошной разврат. Командующий войсками генерал Келлер издал приказ: «Если не можешь пить рюмки — не пей; если можешь ведро — дуй ведро». Каково, а?
— Правильный приказ. Для кого и лафитника достаточно, а кому и четверть принять, словно раз плюнуть. А у тебя есть что-нибудь?..
— Ой, забыл! Извиняюсь… — Шаповал снова исчез в глубине магазина и возвратился с бутылкой самогонки.
— Тоже привезли из деревни? — поинтересовался Балагула.
— Привезли. Но местные тоже гонят. Самогон нынче в цене. Это главный конфискант. Все могут оставить, а водку заберут.
— Да уж… главный наш продукт. Выпьешь со мной? За встречу.
— А, наливай! — махнул рукой Лёва. — Все равно работы никакой.
Они чокнулись и выпили. Балагула снова принялся за еду, а Шаповал лишь погрыз сухую хлебную корку.
— В газетах пишут, что союзники уже близко, — меланхолично продолжал рассказывать Лёва. — Союзники в Жмеринке! В Бирзуле! На Черном море показались вымпелы! Немцы готовы поддержать гетмана и добровольцев! Это все заголовки газет. И все они брехливые. Никому мы не нужны. В Киеве голодно, а по селам продуктов — завались. Знакомый офицер рассказывал, что захватили обоз, в котором граки везли петлюровцам яйца, сало, хлеб, мясо, масло, водку… Крестьяне окрестных сел откровенно поддерживают Петлюру, надеясь с его помощью отвести и большевистскую угрозу, и Добровольческую армию, и, разумеется, немцев, в которых видят не союзников, а врагов.
— Ну и что стало с крестьянами, сопровождавшими обоз?
— Расстреляли, — ответил Шаповал и вздрогнул. — По законам военного времени…
— Знаем мы эти законы… — Балагула поискал глазами какую-нибудь тряпку, не нашел и вытер жирные пальцы о свои брюки. — Лёва, ты деньжат мне не подкинешь? На первое время. Я отдам…
— Что ты, Иона?! — замахал на него руками Шаповал. — Откуда у меня деньги? У меня почти все забрали. Немного осталось на жизнь, но это так, слезы. И кто бы ты думал меня ограбил? Наши, местные босяки. Пришли, приставили нож к горлу: давай, говорят. Иначе будет с тобой то, что с Дехтеревым. Помнишь, у него магазин был на противоположной стороне улицы? Ночью всех сторожей и двух приказчиков зарезали. А магазин ограбили и подожгли. Ах, какой был магазин!.. Пришлось отдать. Жизнь дороже денег.
Балагула не поверил ни единому слову Шаповала. Чтобы у Лёвы не было денег… нет, это невозможно! Сокрушенно вздохнув, — увы, номер с заимствованием денежных средств на халяву не выгорел — Иона полез в карман и достал оттуда узелок. Положив его на стол среди хлебных крошек, он развернул тряпицу, и взору заинтригованного Шаповала предстали украшенные рубинами золотые часы фирмы «Павел Буре» в отличном состоянии.
— Часы купишь? — спросил он, наблюдая за реакцией Лёвы.
И не ошибся в своих предположениях. Часы для Шаповала — это было все. Вся его уже немолодая жизнь. Он жадно схватил часы и начал их рассматривать с таким трепетным обожанием, с такой любовью, что словами не передать.
Смотрины несколько затянулись, и Балагула нетерпеливо сказал:
— Если берешь, гони деньгу. Ежели нет, тогда покеда. Мне бы приодеться по-человечески да в баньку сходить…
— Сколько? — не спросил, а выдохнул Шаповал; и тут же, спохватившись, продолжил: — Если сговоримся, попрошу у кого-нибудь взаймы. Если, конечно, дадут…
Балагула мысленно заржал — узнаю Лёву! хитрован… — и сказал:
— А сколько дашь? — Иона слабо представлял, какую цену в новых деньгах, отпечатанных в Германии по заказу Центральной рады, просить за часы.
Они торговались больше часа. Балагула, хорошо зная бывшего однопартийца, предложенную Лёвой цену умножил на десять. После длительных препирательств сошлись в цене, которая превышала первоначальную в пять раз. Шаповал куда-то сбегал и принес толстую пачку новеньких дензнаков.
Иона с удивлением рассматривал сторублевку Центральной Рады. На невзрачной голубовато-серой банкноте были изображены женщина в национальном костюме с хлебным снопом в руках и рабочий. Внутри большого венка, по бокам которого стояли человеческие фигуры, было напечатано «100 гривень» и нарисован трезуб.
— Что, карбованцы уже не ходят? — спросил Балагула.
— В Украине сейчас что только не ходит: гривни, рубли, карбованцы, шаги[57], немецкие рейхсмарки и остмарки… — мрачно ответил Лёва; он мысленно ругал себя за то, что пошел на поводу у Ионы и заплатил ему за часы больше, чем планировал изначально. — Теперь банкноты печатают все кому не лень, в том числе Бердичевское общество поощрения коннозаводства, фирма «Одесский трамвай» и даже екатеринославский кооператив с удивительно «денежным» названием «Долой хвосты».
— Да-а, отстал я немного от жизни…
— Еще как отстал. В центре не был?
— В таком-то виде… Не смеши меня. Я не дошел туда. Но побываю.
— Посмотришь на Крещатик — многое поймешь. Извини за вопрос… — Шаповал замялся. — Где… э-э… где ты взял эти часы?
— Там их уже нет, — коротко ответил Иона и поднялся. — Не волнуйся, никто их у тебя обратно не потребует. Прощевай, Лёва. Может, уже и не свидимся. Спасибо, что накормил.
«Где взял, где взял… — мысленно брюзжал Балагула. — Где взял, там их уже нет. И хозяина тоже…» Тут он невольно вздрогнул, вспомнив, как толстый помещик, которого он задушил и ограбил где-то под Киевом, хрипел и дергал ногами. «Сволочь! — с ненавистью думал Иона. — Хоть бы пару тыщ положил в портмоне».
Действительно, «улов» бывшего каторжанина, отпущенного революцией на свободу, был бы совсем мизерным, — всего две сотенных бумажки, правда «катеньки», — не окажись в жилетном кармане помещика золотых часов фирмы «Павел Буре» на цепочке.
Одежду помещика Балагула побоялся присвоить, так и продолжил свой дальнейший путь в рванине. А ну как прищучат? У помещика был отряд вооруженных до зубов казачков, которые, как потом человеческая молва донесла до ушей Ионы, перешерстили в поисках убийцы хозяина весь уезд. Хорошо, что он вовремя смекнул податься на железку. Ночью на одной из станций Балагула запрыгнул на ходу в пустой товарный вагон и доехал в нем до грузовой станции…
