– Жива?
– Кажется… – неуверенно ответила она, отряхивая с юбки пыль и осколки стекла.
Недослушав, Сталин метнулся к машине, рванул на себя дверь, и Казарина увидела истекающего кровью шофера.
– Надо его перевязать, – изменившимся от ужаса голосом произнесла она.
Но Василий, приподняв безжизненно лежащую на руле голову своего любимца, безнадежно махнул рукой.
– Ему уже не помочь.
Они сели на траву и оба, не сговариваясь, уставились в небо.
– Не понимаю…
– Это ты про что? – всхлипывая, спросила Татьяна. Васька не услышал ее вопроса.
– Не понимаю… не понимаю… – бормотал он, качая головой.
В жилконтору дома № 4 по Варсонофьевскому переулку заглянул человек в промокшем пальто. Он снял шляпу, повесил ее на гвоздь и, ничего не говоря, сел на стул напротив удивленного управдома. Герман Степанович Варфоломеев (а это был именно он) пригладил волосы и устало заметил:
– Погодка-то нынче, а?
Управдом поправил очки и вновь удивленно посмотрел на вошедшего. Варфоломеев залез во внутренний карман пиджака, извлек из него какой-то документ с гербом и сунул под нос управдому:
– КУБ! Контрольно-учетное бюро. Направлен провести учет отоваренных продовольственных карточек за этот квартал среди жильцов вашего дома.
Управдом снял бухгалтерские нарукавники и удивленно воскликнул:
– Так ведь на прошлой неделе приходили! Варфоломеев, не моргнув глазом, ответил:
– К вам приходили, да к нам не дошли. Инспектор попал под бомбежку вместе с документами.
Управдом закачал головой, изображая искреннее соболезнование:
– Ой-ой-ой!…
Но Герман Степанович строго оборвал:
– Вы не вздыхайте. Вы домовую книгу давайте. Управдом еще больше погрустнел и протянул Варфоломееву засаленную канцелярскую тетрадь. Герман Степанович распахнул ее и начал листать:
– Так-так-так… Сразу наблюдается непорядочек.
Дверь открыла немолодая женщина интеллигентного вида. Управдом с порога начал строгие наставления:
– Что ж вы, гражданка Климова, подводите нас? Карточки умершего мужа отоварили, а в домоуправлении об этом не отчитались. Это серьезное нарушение. Вот, товарищ из комиссии возмущается.
Варфоломеев важно кивнул и проследовал в прихожую. Климова развела руками:
– Вы же знаете, какое горе нас постигло. Варфоломеев оборвал женщину:
– Знаем!
Его глаза забегали по полкам и шкафам.
– Давайте пройдем куда-нибудь, где можно сесть, мне надо все записать.
– Конечно-конечно, – покорно согласилась Климова и указала в сторону гостиной. Варфоломеев двинулся за ней, а управдом остался в прихожей.
Проходя по коридору, Герман Степанович увидел на кухне женщину в добротном плаще. Это была Анна. Они пересеклись взглядами. По лицу Анны пробежала тень далекого воспоминания.
Войдя в гостиную, Герман Степанович огляделся, и его цепкий взгляд тут же упал на книжные стеллажи.
– Хорошая библиотека у вас, – мимоходом заметил он. – Наверное, всю жизнь собирали?
– Что вы! – вздохнула Климова. – Это от прежних хозяев осталось. От тех, что до революции тут проживали. Мы с мужем так любили вместе все это читать…
Женщина всхлипнула и вышла из комнаты.
Варфоломеев остался в комнате один. Сделав для виду запись в блокноте, он подошел на цыпочках к двери и прислушался. На кухне Климова о чем-то оживленно разговаривала с Анной. Неожиданно разговор прервался, Герман Степанович быстро вернулся за стол. Климова вошла в гостиную и, взяв с книжной полки какой-то древний фолиант, бросила на ходу:
– Я сейчас, только отпущу человека.
Однако Варфоломеев, увидев второй том Карамзина, неожиданно отложил сверку карточек, вскочил из-за стола и преградил дорогу хозяйке. Женщина удивленно посмотрела на него.
– Ну, вот и все, – потирая руки, пробормотал он. – В следующий раз не забудьте отметиться, а то сами знаете – непорядок.
– Да-да, конечно, – кивнула Климова и попыталась обойти назойливого посетителя. Но тот и не думал ее пропускать. Варфоломеев неожиданно схватил вдову за руку и затараторил без остановки:
– А я тоже в некотором роде книголюб. Собиратель, да-с. Давайте-ка я у вас что-нибудь приобрету. Вам ведь деньги-то теперь нужны? Я вам хорошую цену дам. Ну вот, например…
Варфоломеев повернулся к стеллажам и сделал вид, что выбирает книгу. Но неожиданно выхватив из рук Климовой фолиант, начал невероятно быстро его пролистывать.
– Вот хотя бы эту! – небрежно сказал Герман Степанович.
Хозяйка, ничего не понимая, смотрела на удивительного старика, который очень внимательно стал рассматривать некое подобие карты на форзаце старинного тома.
Наконец, Варфоломеев взглянул на Климову из-под очков и гордо заявил:
– Я дам вам за нее тысячу рублей.
Пришедшая в себя от внезапного натиска хозяйка попыталась взять книгу обратно, но Варфоломеев ее не отпускал:
– А если две тысячи?
– Простите, но эту книгу я уже обещала, – ответила она и покосилась на кухню.
Герман Степанович удивленно вскинул брови.
– Кому?! Климова замялась:
– Какая вам разница?
Варфоломеев хотел продолжить торг, но присутствие управдома, который продолжал сидеть в прихожей, его остановило.
– Что ж, дело ваше, – равнодушно произнес он и стал собираться.
Уставший все это время молчать управдом решил успокоить Германа.
– Далась вам эта книжка, – простодушно воскликнул он. – Я вам, если надо, пуд таких натаскаю. Когда топить перестали, мы ими буржуйки растапливали.
Герман Степанович остался равнодушен к словам управдома. Застегивая портфель, он неотрывно смотрел в зеркало, висящее у двери. Он видел, как Климова протянула книгу Анне, и та, поблагодарив, вышла из квартиры.
– Вот когда в пятой квартире… – продолжил управдом.
Но Варфоломеев так и не узнал, что случилось в пятой квартире. Он заспешил в прихожую и, не прощаясь с хозяйкой, засеменил вниз по лестнице.
Англичанку Варфоломеев нагнал только на Рождественке. Она очень спешила, сжимая под мышкой книгу. Герман не отставал. Погоня завершилась у дверей «Метрополя». Анна проскользнула в холл гостиницы, а Варфоломеев был вынужден остановиться у витрины, в которой отражался Малый театр. Немного подождав, Герман Степанович подошел к швейцару и, как бы между прочим, заметил:
– Ух, хороша чертовка! Скажи-ка, любезный, вот эта дамочка из постояльцев или как?
Пожилой швейцар осмотрел Германа с ног до головы и с презрением ответил:
– Хороша, да не про твою честь!
Варфоломеев усмехнулся и достал из кармана сторублевку.
Выражение лица стража гостиничных ворот тут же изменилось. Его глаза забегали, и он вкрадчиво произнес:
