Но если орхидея поразила меня, то на Стивена она, можно сказать, произвела ошеломляющее действие. Он чуть с ума не сошел. Он долго смотрел на растение и в заключение бросился перед ним на колени, тем самым заставив мисс Хоуп воскликнуть:
— Как, о Стивен Соммерс, вы тоже поклоняетесь Священному Цветку?
— Да, — ответил он, — я готов умереть за него.
— Это вы еще успеете сделать, — заметил я в сердцах, так как не люблю, когда взрослые люди выставляют себя в глупом виде.
Вместе с нами в ограду вошли Мавово и Ханс, и я подслушал их разговор, который весьма позабавил меня. Ханс объявил Мавово, что белые люди восхищаются этой сорной травой (он так и сказал: «сорной травой») потому, что она похожа на золото, которое является действительно почитаемым ими богом, хотя этот бог известен среди них под разными именами. Мавово, которого это мало интересовало, ответил, что это, может быть, и так, хотя он убежден, что истинной причиной нашего поклонения этому растению является то, что из него добывается снадобье, дающее силу и храбрость. Я должен заметить, что зулусы ценят только те цветы, которые приносят какую-нибудь практическую пользу.
Налюбовавшись цветком вдоволь, я спросил миссис Эверсли, что представляют собой небольшие насыпи, расположенные за круглой влажной клумбой, на которой росла орхидея.
— Это могилы Матерей Цветка, — ответила она. — Здесь их двенадцать; а вот место для тринадцатой, которая предназначена для меня.
Чтобы переменить разговор, я задал ей другой вопрос, а именно, есть ли в этой стране еще такие орхидеи.
— Нет, — ответила она, — по крайней мере, я никогда не слышала об этом. Мне всегда говорили, что этот цветок доставлен сюда издалека много лет тому назад. Кроме того, согласно древнему закону ему не дают разрастаться. Я должна срезать и уничтожать с соответствующей церемонией всякий новый отросток, выходящий за пределы этой клумбы.
— Видите этот семенной плод, оставшийся на стебле одного из прошлогодних цветков? Он теперь вполне созрел и в ночь будущего новолуния, когда меня посетит Калуби, я должна буду сжечь его с известными обрядами в присутствии последнего.
При уходе я сорвал этот семенной плод, который размером был не больше апельсина. Никто не заметил этого, и я преспокойно спрятал его в карман.
Потом, предоставив Стивену и молодой леди восхищаться орхидеей (или друг другом), мы, трое старших, возвратились в дом, чтобы обсудить положение вещей.
— Мистер и миссис Эверсли! — сказал я. — Судьба привела вас снова встретиться после двадцатилетней разлуки. Но что делать дальше? Правда, горилла убита, и поэтому путь через лес свободен. Но за лесом есть еще водное пространство, переплыть которое нам не на чем. За водным пространством, у входа в пещеру, сидит, словно паук в паутине, старый колдун Мотомбо, а за Мотомбо и его пещерой — Комба, или новый Калуби, и целое племя людоедов…
— Людоедов? — прервала меня миссис Эверсли. — Я не знала, что они людоеды. Правда, я знаю понго очень мало, так как почти не видела их.
— В таком случае поверьте мне, что это так. Кроме того, я убежден, что они собираются съесть нас. Теперь, предполагая, что вы, вероятно, не намерены провести всю свою жизнь на этом острове, я хотел бы узнать, как вы думаете бежать из Страны Понго?
Они покачали головами. По-видимому, они не думали об этом. Брат Джон погладил свою белую бороду и спросил:
— А на чем порешили вы, Аллан? Я и моя жена вполне полагаемся на вас. Вы так предусмотрительны.
После минутного размышления я позвал Ханса и Мавово, которые пришли и уселись на корточках на веранде.
— Ну и что вы решили? — спросил я, изложив им положение дела.
— Мой отец смеется над нами, — торжественно ответил Мавово. — Может ли что-нибудь решать крыса, сидящая в норе, в то время, когда собака ждет ее у входа? Я ничего не вижу, кроме смерти!
— Весело! — заметил я. — А что скажешь ты, Ханс?
— Ох, баас, — ответил готтентот, — я был мудр, когда мне пришла в голову мысль спрятать ружье Интомби в бамбуковую палку. Но теперь моя голова стала похожа на испорченное яйцо. Когда я пытаюсь вытряхнуть из нее мудрость, мои мозги размягчаются и болтаются в ней, как внутренность испорченного яйца. Однако у меня есть одна мысль: спросить совета у мисс. У нее молодой ум, и она не утомлена. Спрашивать бааса Стивена бесполезно, так как его голова занята теперь другим, — при этом Ханс улыбнулся, слегка оскалив зубы.
Скорее для того, чтобы дать себе время обдумать создавшееся положение, нежели по какой-нибудь другой причине, я позвал мисс Хоуп, которая только что вышла со Стивеном из священной ограды. Я объяснил ей, в чем дело, говоря медленно и ясно, чтобы она могла понять меня. К моему удивлению, она ответила сразу. Может ли бог быть привязанным к одному месту? Если он захочет путешествовать, видеть новые страны и прочее, то кто может запретить ему это?
— Я не совсем понимаю вас, — сказал я.
— Священный Цветок — бог, а моя мать — его жрица. Если Священному Цветку надоело и он хочет расти в другом месте, то почему жрице не перенести его туда и не переселиться вместе с ним?
— Великолепная идея! — сказал я. — Но видите ли, мисс Хоуп, тут есть, или, вернее, было два бога, из которых один не может путешествовать.
— О, это очень легко устроить! Наденьте шкуру лесного бога на этого человека, — она указала на Ханса. — Кто заметит разницу? Они похожи друг на друга, как родные братья. Только этот меньше.
— Право, это великолепная идея! — восхищенно воскликнул Стивен.
— Что говорит мисс? — подозрительно спросил Ханс.
Я объяснил ему.
— Ох! — воскликнул Ханс. — Пусть баас подумает о запахе, который будет внутри шкуры бога, когда она нагреется на солнце. Кроме того, бог большого роста, а я малого.
Он обернулся к Мавово и предложил ему взять эту роль на себя, говоря, что она больше подходит к последнему, так как он обладает более крепким сложением.
— Я скорее умру, чем соглашусь на это, — ответил гордый зулус. — Могу ли я, воин, в жилах которого течет благородная кровь, нарядиться в шкуру мертвого зверя и явиться перед людьми в виде обезьяны? Мы поссоримся с тобой, Пятнистая Змея, если ты еще раз предложишь мне это.
— Мавово прав, — сказал я. — Он воин, очень сильный в сражении. Ты, Ханс, тоже силен свою хитростью и, надев шкуру гориллы, можешь оставить понго в дураках. Лучше поносить тебе в течение нескольких часов эту шкуру, чем быть нам всем убитыми.
— Да, баас, это правда. Конечно, для меня, как и для Мавово, лучше умереть, чем надеть эту шкуру. Однако мне будет приятно обмануть этих понго и, кроме того, я не хочу, чтобы бааса убили из-за того, что я не могу перенести дурного запаха. Итак, если нужно, то я сделаюсь богом.
