Всех их ожидала смерть и некоторые знали об этом, но никто не жаловался на судьбу, и я не услышал ни единого слова отчаяния. Это казалось нереальным — то, с каким спокойствием они себя вели. Помню, как Мур сказал:
— Меня поражает, когда я вспоминаю, как наши женщины могли спорить и ругаться, сидя на верандах своих бунгало, а сейчас вдруг стали добрыми, как монахини. Помяните мое слово — если нам только повезет вырваться отсюда, они уже никогда не будут похожи на своих подруг.
— Вы не поверите, — говорил другой офицер, по имени Делафосс, — но они ведут себя спокойно только потому, что у них нет темы для сплетен. Не пройдет и недели после того, как все закончится — и они снова, как обычно, будут перебирать косточки леди Уилер, стоит им столкнуться с ней где-то на улице.
Все это лишь туманные воспоминания — в то время я не придавал им особого значения; не могу сказать, когда мы столкнулись нос к носу с Гарри Истом, но это было неподалеку от загороженного занавесками уголка Уилера, где я беседовал с двумя офицерами — Уайтингом и Томпсоном, а довольно симпатичная девушка по имени Белла Блэр сидела неподалеку и читала детям какие-то стихи. Похоже, я почти пришел в себя от испуга — настолько, чтобы встретить Иста с подобающим ехидством.
— Привет, Флэшмен, — кивнул он.
— Здорово, юный Скороход Ист, — спокойно ответил я. — Слыхал, ты таки дошел до Раглана.
— Да, — сказал он, заливаясь краской, — дошел.
— Тебе повезло, — заметил я, — хотел бы и я тогда пойти с тобой — но, как ты помнишь, я не мог.
Конечно, для всех остальных эти намеки были абсолютно непонятны, так что этот молодой осел вынужден был обо всем рассказать — как мы вместе спасались от погони в России и как он бросил меня, раненого (что, между нами говоря, было абсолютно правильным, так как нужно было доставить Раглану в Севастополь важные новости) и как казаки захватили меня в плен. Конечно же, ему не хватило воображения рассказать всю историю так, чтобы она звучала правдоподобно и я заметил, что Уайтинг вопросительно приподнял бровь и хмыкнул. Ист от этого запнулся, покраснел еще больше и в конце концов произнес:
— Я так рад, что тебе все-таки удалось выбраться, Флэшмен, и я… мне чертовски жаль, что тогда пришлось покинуть тебя, старина.
— Да уж, — заметил я, — полагаю, казаки были того же мнения.
— Я… Я надеюсь, то есть я имею в виду, что они… не обошлись с тобой слишком плохо, что они… — К моему живейшему удовольствию, по его лицу проскользнула гримаса откровенного ужаса: — Знаешь, это навсегда останется на моей совести… то, что случилось.
Уайтинг при этом обратил глаза к потолку, Томпсон нахмурился, а хорошенькая Белла прервала чтение, прислушиваясь.
— Да ладно, — сказал я, помолчав с минуту, — теперь-то, знаешь ли, уже все равно. — Я искоса взглянул на него. — Не бери этого в голову, юный Скороход. Зато если дело дойдет до худшего здесь, я тебя не брошу.
Ист вздрогнул, как от удара; он побелел, как мел, судорожно сглотнул, затем повернулся на каблуках и почти выбежал прочь. Уайтинг воскликнул: «Боже правый!», а Томпсон недоверчиво спросил: «Я не ошибся? Так он действительно смылся, бросил вас — спасая свою шкуру?»
— Что? Что вы такое говорите? — проворчал я, нахмурившись. — Да ладно, это слишком сильно сказано. Никакой пользы не было бы в том, если бы нас обоих схватили, отправили в каземат и… — я замолчал, прикусив губу. — Это просто бы означало, что казаки схватили бы двоих вместо одного, чтобы… поиграть с нами, не так ли? Но это лишь удвоило бы шансы на то, что один из нас сломается и выдаст все, что они хотели узнать. Вот почему я был не против, чтобы он спасся… Видите ли, я знал, что себе-то могу доверять. Но Боже, о чем это я болтаю? Все это в прошлом, — и я браво улыбнулся им. — Этот молодой Ист — хороший парень; знаете, мы с ним вместе учились в школе.
Я похромал прочь, предоставив им обсуждать все произошедшее, если на то будет охота, но позже этим же вечером Томпсон навестил меня на моем месте на валу и, не говоря ни слова, пожал мне руку, а затем, покусывая губку, появилась Белла Блэр, быстро поцеловала меня в щеку и исчезла. Любопытно, насколько можно поднять свою репутацию и уронить чужую, стоит только вовремя сказать несколько осторожных слов — и это было меньшее, чем я мог отплатить этому благочестивому ублюдку Исту. Хорошенькую же ночку предстояло ему провести, терзаясь между мной и угрызениями совести, взращенной благочестивым Арнольдом.
Сам я тоже спал не слишком хорошо. Миска жаркого из конины с пригоршней муки вряд ли сможет удовлетворить ваш аппетит, особенно если вас терзают все ужасы создавшегося положения. Некоторое время я даже поигрался было с идеей вновь напялить лохмотья пуштуна (с которыми я расстался, облачившись в рубаху и армейские бриджи) — и несмотря на свою хромоту скользнуть через бруствер и попробовать спастись. Однако мысль о том, что меня могут схватить панди, заставила меня отказаться от этого намерения. Так что я лежал, весь дрожа, слушая отдаленный треск выстрелов снайперов-бунтовщиков и удары пуль, которые время от времени падали неподалеку, мучаясь жаждой и голодными спазмами. Должно быть, мне все же удалось задремать, так как я был разбужен дикой суетой вокруг, в то время как громкий голос ревел: «Готовься! Готовься! Подносчики патронов, сюда!» Запел горн и вдоль вала разнеслись слова команд — парень рядом со мной лихорадочно забивал заряд, и когда я поинтересовался, какого черта тут происходит, он только ткнул пальцем за насыпь и предложил мне посмотреть самому.
В предрассветном сумраке по открытой площадке майдана, раскинувшегося перед артиллерийскими позициями мятежников, двигались массы людей — сотни воинов. Я заметил длинные ряды кавалеристов в белых накидках, видневшиеся сквозь дымку, а за эскадронами мелькали красные мундиры и белые бриджи туземной пехоты. Как раз, когда я выглянул через бруствер, мелькнула вспышка пушечного выстрела и раздался звук разрыва, за которым последовал треск выстрелов и грохот нескольких взрывов из казарм у нас за спиной. Туча пыли и битого камня поднялись от стен казармы, сопровождаемые воем, проклятьями и хором детских голосов. Забил большой барабан, прибежали подносчики патронов — это были в основном британцы-штатские, среди которых было даже несколько женщин и бхисти,[153] затем появился и Уилер собственной персоной, вместе с Муром, раздавая приказы, а за спиной у них на крыше казармы величаво поднялся и заплескался на влажном, горячем ветру потрепанный и простреленный «Юнион Джек».
