— О-о, драка действительно будет знатная, — зловещим тоном пообещал Антип Гуляев.
Галеру разгружали до самого вечера. Поставили ворот и ещё до наступления темноты «царёв корабль» был снят с мели.
Тем временем ряженные монахи подошли к съехавшему на берег Антипу Гуляеву.
— Видим, проголодались православные солдатушки, — сказали они. — Дозволь господин сержант наварить на всех тыквенной каши да киселя.
— От каши и киселя не откажемся, божьи люди, — ответил Антип Гуляев.
«Монахи» поставили на огонь два котла. Аппетитный запах разнёсся над островом, так что у солдат заурчало в пустых животах.
Ветер, дувший в сторону леса, донёс запах стряпни до сидевших в засаде ушкуйников. Учуяв его, они принялись тихо материться оттого, что придётся сражаться на пустой желудок.
Быстро темнело. Я прятался в зарослях рядом с казаком по имени Яшка Овцин. Тот был одним из самых злобных и отвратительным извергов, из тех, что мне приходилось видеть. Поэтому, проломив ему череп рукояткой пистолета я не испытал ни малейших мук совести.
Я тихо пополз через заросли к воде, на берегу разделся, оставшись в одних портках, привязал к голове завёрнутые в парусину два пистолета и нож и пустился вплавь вокруг острова. Я видел на берегу гревшихся у костра солдат, сержанта Гуляева, шагавшего взад-вперёд по песчаному берегу, а так же Волынского возвращавшегося в гичке на галеру в сопровождении своих стражей. Филин и Дунька Казанская остались на острове.
Гичка Астраханского губернатора пристала к галере, и тот скрылся в своей каюте. Я ухватился за канат, которым судёнышко привязали к борту, и взобрался на «царёв корабль». Тут же меня схватило множество рук, одна из которых закрыла рот, и холодное остриё кинжала упёрлось мне в горло. Подумав, что сейчас меня прирежут без лишних разговоров, я запаниковал и принялся беспомощно брыкаться.
— Тихо, не рыпайся, если не хочешь прямо сейчас отправиться в ад, — услышал я над своим ухом злобное шипение. — Ты кто такой?
— Артемий Кондратьев, старший подьячий полицмейстерской канцелярии Санкт-Питербурха.
Руки сразу разжались. Я, наконец, получил возможность увидеть окружающее. На палубе, прячась за банками, сидели несколько десятков семёновцев, сжимая в руках заряженные фузеи, а так же матросы с абордажными саблями и топорами.
Поручик Маврикинский убрал свой стилет и обратился ко мне:
— Мой сержант Антип Гуляев предупредил, что вы появитесь, — он оглядел меня с ног до головы и восхищённо добил. — Он довольно точно вас описал. Это ж надо. По виду вы сущий тать. Да я бы в жизнь не смог так ловко закосить под разбойника. Антип говорил, что вы самый искусный и ловкий столичный сыщик.
— Вовсе нет, — буркнул я. — Самый искусный и ловкий Аникей Петрович Плотников Загорский, а я так…
— Ну, ну, не прибедняйтесь.
— Где Галаня? — напряжённо спросил я.
— Под замком в трюме.
— Караул к нему приставили?
— Приставили.
— Хорошо. Это очень-очень страшный человек. Если он вырвется, нам придётся несладко.
— Господи, чего вы все так его боитесь, — фыркнул поручик Маврикинский. — Утром, я размазал его по палубе одним ударом.
— Это потому что он позволил вам это сделать, — остудил я самонадеянного офицера. — Галаня чудовищно силён. Я сам видел, как при штурме Шемахи он ударом кулака свалил с ног коня, и не какую-нибудь клячу, а доброго боевого скакуна.
* * * *На острове Антип Гуляев подозвал к себе одного из унтеров и шепнул ему.
— Василь, ты не находишь странным, что ряженные тати взялись варить нам харч.
— Думаешь, хотят отравить?
— Похоже на то. Надо бы проверить.
— Проверим.
Не прошло и десяти минут после этого разговора, как солдаты ворвались в поварню и все четверо лжемонахов были схвачены, не успев даже пикнуть. Унтер, которого Антип Гуляев называл Василем, зачерпнул оловянной кружкой киселя и сунул его под нос одному из пленников со словами:
— Испей киселька, божий человек.
Тот в ужасе завопил и задёргался и тогда унтер насильно влил кисель ему в рот. Разбойника сразу скрутило, он передёрнулся, закричал от невыносимой боли и отдал богу душу.
— Так я и думал, отравлено, — довольно произнёс Антип Гуляев.
* * * *Помещик Филин и Дунька Казанская, расхаживали вдоль берега. Обоих терзали тревожные чувства. Груз галеры был сложен в порядке, сильно напоминавшем редут. Пушки были поставлены на лафеты и их стволы направлены на тёмную массу леса.
— Они всё знают, — прошептал Филин.
— Откуда?
— Какая, к чёрту, разница. Смотри, они следят за нами.
Действительно, то один, то другой солдат время от времени мрачно поглядывали на Филина и Дуньку.
Бочки с порохом были сложены в центре редута и накрыли мокрым брезентом, чтобы защитить от летнего солнца. Как только начало темнеть, пушкари вытащили одну из бочек, где лежали уже готовые картузы и принялись заряжать пушки.
— Точно, это ловушка, — зашептала Дунька Филину. — Что будем делать?
Филин сел на землю и закурил трубку.
— Ты, Дуняша, отойди подальше, а как увидишь у меня гранату, кидайся под воду. Поняла?
— Поняла, — ответила та, сняла туфли, подняла юбки и пошла к реке.
И тут раздался вопль переодетого монахом разбойника, которому вливали в рот отравленный кисель. Все головы повернулись в сторону поварни. Воспользовавшись этим, Филин вытащил из кармана ручную гранату, подпалил от трубки фитиль и швырнул в пороховой склад. Дунька Казанская, увидев это, матюгнулась и с головой бросилась в воду.
И вовремя. Огненный вихрь пронёсся над берегом, сметая всё на своём пути. Находившихся поблизости от порохового склада солдат разорвало в клочья, тех, кто стоял дальше повалило на землю взрывной волной. Многих охватил огонь и они, ужасно вопя, бросились к реке. На месте порохового склада зияла огромная воронка. Редут был разрушен, пушки перевёрнуты.
Помещик Филин уцелел при взрыве, вовремя бросившись на землю. Смерть пронеслась над ним, почти не задев. Он поднял голову как раз тогда, когда Дунька Казанская, израсходовав весь в воздух в лёгких, вынырнула из под воды. С неба сыпались обломки, и острый кусок железа с рваными зазубренными краями, вошёл ей прямо в голову, мгновенно убив разбойницу.
Филин нетвёрдым шагом побрёл к реке и принялся вытаскивать из воды тело своей подруги, словно ещё не осознав, что она мертва. А когда осознал, то впал в абсолютную ярость, такую, когда собственная жизнь не имеет никакого значения, а значение имеет только то, сколько врагов ты успеешь убить прежде чем убьют тебя. Филин успел убить многих. За пазухой у него был припрятан кистень, а в ботфорте кинжал. Пользуясь тем что выжившие солдаты были полностью деморализованы, он умело и безжалостно крушил черепа и резал глотки до тех пор пока Антип Гуляев не выстрелил в него в упор из пистолета. Помещик Филин упал лицом в пропитанный гарью и кровью песок и больше не двигался.
