Гарри Тертлдав - Череп грифона

— Конечно, — кивнул Соклей и громко заявил: — Ты получишь двухдневную плату, Москхион!

Моряк с улыбкой спустился в лодку, захватив парусину, чтобы заделать протечки, и канат, чтобы прикрепить к корпусу заплату. А еще он обвязался веревкой вокруг пояса, прицепив другой ее конец к кофель-нагелю на «Афродите».

Двое гребцов удерживали лодку бок о бок с акатосом, а еще двое с трудом прижали парусину к поврежденным доскам. Соклей знал, что происходит, слушая замечания Менедема и Диоклея. Как бы ему сейчас хотелось, чтобы двоюродный брат взял уцелевшее рулевое весло, а он, Соклей, мог увидеть все сам, но тут ему не повезло.

Плюх! Москхион нырнул в воду. И очень скоро перелез через планшир правого борта, развязал веревку, обмотанную вокруг талии, и прикрепил второй ее конец к другому кофель-нагелю. Потом поспешил на левый борт, снова спустился в лодку, выбрал страховочный линь и обвязался им снова.

После четырех таких прогулок под корпусом судна он сказал:

— Должно продержаться.

— Ну ладно, давай тогда посмотрим, что получилось.

Менедем поспешно спустился с юта, нырнул под палубу и увидел, что пробоина заделана.

— Ты заслужил свои три драхмы, Москхион! — проговорил он через плечо.

— Это не так трудно, как нырять за губками, — отозвался моряк. — Там приходится нырять настолько глубоко, что начинают болеть уши и грудь, как будто на тебя навалили груду камней… И в придачу сам ты держишь камень, чтобы быстрей погрузиться. Если все время заниматься таким ремеслом, станешь стариком еще до того, как тебе стукнет сорок. Я рад, что вместо этого работаю веслом.

Когда Менедем выбрался из-под палубы, у него был довольный вид.

— Теперь внизу едва сочится. Спасибо, Диоклей… Я бы сам не додумался до такой штуки. Ты тоже получишь двухдневную плату. Не забудь об этом, Соклей.

Тойкарх кивнул, а Диоклей проговорил:

— Спасибо большое, шкипер.

— Теперь я возьму рулевое весло, — сказал Менедем.

Так он и сделал — и возвысил голос, чтобы его услышала вся команда:

— Восемь человек — на весла каждого борта! И теперь снова опустим парус. Чем скорее мы вернемся на Кос, тем скорее сможем подлатать судно и снова отправиться в путь.

— Я уж начинаю гадать, дадут ли мне богини судеб хоть когда-то добраться до Афин, — проговорил Соклей. — Вот и еще одна отсрочка, к тому же из нее мы не сможем извлечь никаких выгод.

— Уж это-то не наша вина, клянусь богами, — ответил Менедем. И снова закричал: — Двухдневная плата тому, кто заметит судно, которое в нас врезалось! Когда мы выясним, чье оно, мы отведем его владельцев к Птолемею!

Это заставило всех моряков жадно вглядываться в море всю дорогу до Коса, но никто не заметил крутобокого судна. Может, погода была слишком скверной, а может, парусник направлялся к Калимносу, а не к Косу.

— Может, он затонул, — сказал Соклей, когда «Афродита» приблизилась к порту, из которого вышла только этим утром.

— Это было бы слишком хорошо, — ответил Менедем. — Что-то я не вижу перед гаванью ни одной военной галеры Птолемея. А ведь им следовало бы быть там. Погода не настолько скверная, чтобы помешать Антигону устроить Птолемею скверный сюрприз, если такое взбредет Одноглазому Старику в голову.

Когда акатос вошел в гавань, Соклей удивленно воскликнул:

— Куда подевались все суда? У половины причалов есть место, хотя утром все было забито, как…

— Как задница хорошенького мальчика, — закончил за него Менедем.

Соклей собирался сказать совсем другое, но смысл был тот же.

Парень в широкополой шляпе, защищавшей лицо от дождя, подошел к пирсу, чтобы посмотреть, кто явился в гавань. Соклей задал ему тот же вопрос:

— Что случилось со всеми судами?

Местный указал на северо-восток.

— Они все там, на материке. Птолемей под прикрытием шторма напал на Галикарнас.

Менедем хмуро посмотрел на косского плотника.

— Что значит — ты ничего не сможешь сделать для «Афродиты»? — вопросил он.

— Это значит то, что я сказал, — ответил тот. — Обычно я говорю, что думаю. Мы все слишком заняты починкой военных и транспортных судов Птолемея, чтобы у нас осталось время на торговую галеру.

— Ну и что мне прикажешь делать, пока вы найдете время? — спросил Менедем. — Повеситься?

— Да мне без разницы, — заявил плотник, поднял свой молот и вогнал на место деревянный гвоздь, соединяя шип с доской, в которую этот шип был вставлен. Потом потянулся за следующим колышком.

Менедем, бормоча что-то себе под нос, пошел прочь. Ему оставалось либо уйти, либо выхватить молот из рук косского плотника и вышибить тому мозги. Но это все равно им бы ничего не дало: ведь плотник в обоих случаях не стал бы работать на Менедема, а капитану «Афродиты» требовалось от него именно это.

В гавани Галикарнаса плотники, вероятно, точно так же были заняты починкой военных галер Антигона. Плохо дело, решил Менедем.

Он посмотрел на северо-восток, где на карийском побережье материка лежал город, — это место все время отмечал плюмаж дыма. Вообще-то запах дыма был так же характерен для города, как и запах пекущегося хлеба и как менее приятная вонь навоза и немытых человеческих тел, но теперь над Галикарнасом поднимался черный дым. Шел ли он от самого города, или защитники сумели поджечь палисад, спешно возведенный вокруг военного лагеря людьми Птолемея? На таком расстоянии Менедем не мог этого рассмотреть.

Он надеялся, что Галикарнас пал, и пал быстро. Причем в основе его надежд лежал чистейшей воды эгоизм — если бы суда Птолемея не возвращались постоянно в гавань Коса с протечками, с разбитыми форштевнями или с огромными дырами от камней, выпущенных метательными машинами, плотники не трудились бы над их починкой весь день напролет, а иногда и ночью при свете факелов, и тогда у них была бы возможность залатать пробоину на «Афродите».

Но надежды Птолемея застать жителей Галикарнаса врасплох не оправдались, и теперь его люди осадили город, и осада могла продлиться долго.

«Агамемнон, Одиссей и остальные ахейцы не могли взять Трою десять лет», — подумал Менедем и пожалел, что вспомнил об этом.

В нынешние дни они наверняка бы управились быстрее. В гекзаметрах Гомера ничего не говорилось о катапультах, метавших дротики и камни весом в тридцать и более мин. Вообще-то в гекзаметрах Гомера почти ничего не говорилось о способах ведения осады, хотя «Илиада» и повествовала об осаде Трои. Армия Александра, вероятно, смогла бы взять штурмом город Гектора через десять дней, а не через десять лет.

Подумав об этом, Менедем приостановился, почесывая в затылке. Агамемнон, Ахиллес, Диомед и Аяксы и остальные персонажи «Илиады», может, и были героями, некоторые из них — даже сыновьями богов, но они не знали многого из того, что современные воины принимали как должное.