– Ну что ж, – вздохнул мушкетер. – Во всяком случае, господин кардинал позаботился, чтобы у меня было время.
Размышляя о том, что, окажись Ришелье в Гренобле, он не успел бы перехватить дю Трамбле в пути и, таким образом, выполнить приказ королевы, д'Артаньян поздравил себя с тем, что до резиденции кардинала еще далеко, и пустился по горячему следу. Мушкетер не проявлял нетерпения, не досадовал: он пришпоривал кобылу из королевской конюшни, вспоминая, что за алмазными подвесками королевы в Лондон ему пришлось путешествовать на собственной лошади.
«Не все перемены к худшему», – подумал он.
Однако погоня явно затягивалась, и д'Артаньян вынужден был признаться самому себе, что дю Трамбле сильно вырос в его глазах с того времени, когда он покинул Лион.
Мы упомянули, что мушкетер пустился по горячему следу, и это соответствовало действительности. Расспросы жителей придорожных селений указывали на то, что мушкетер настигает всадника в запыленном синем плаще.
Дю Трамбле, предполагая за собой погоню, торопился изо всех сил. Но одного он знать не мог, что преследует его один человек, и человек этот – д'Артаньян.
Когда до Аржантьера оставалось немногим более трех лье, дю Трамбле обернулся на дробный перестук копыт позади. Ему бросился в глаза мушкетерский плащ, и он все понял.
Усталый конь не откликался на все новые и новые посылы всадника, напрасно тот вонзал шпоры ему в бока.
Д'Артаньян приближался как рок.
Дю Трамбле узнал его, д'Артаньян часто дежурил в Лувре.
– Проклятие, я пропал! У этого гасконца бульдожья хватка, – пробормотал дю Трамбле, немилосердно пришпорив коня.
– Именем короля! – загремел д'Артаньян, настигая беглеца. – Остановитесь, шевалье дю Трамбле!
Дю Трамбле сделал вид, что не слышит. Однако ничто уже не могло избавить его от встречи с мушкетером. Усталый конь беглеца перешел на шаг, дю Трамбле перестал пришпоривать его.
Мушкетер поравнялся с ним и взял коня дю Трамбле под уздцы.
– Именем короля, вы арестованы, шевалье. Прошу вас отдать мне свою шпагу.
Дю Трамбле был умным человеком. Безошибочным чутьем он всегда определял, кто сильнее, а определив, становился союзником сильнейшего. Случалось, что в союзники принимать его не спешили, тогда он вооружался терпением и пытался наладить отношения с кем следовало.
Дю Трамбле повиновался беспрекословно. Он отцепил шпагу и отдал ее д'Артаньяну.
– Теперь, когда я исполнил ваше требование, господин д'Артаньян, могу я просить вас об одолжении?
– Охотно, если только вы не просите меня вернуть ее обратно.
– Мои притязания не простираются так далеко. Просто я хотел задать вам один вопрос.
– Охотно отвечу, если смогу.
– В таком случае, за что вы меня арестовали?
– Черт возьми, мне это неизвестно!
– Так я и думал.
– Зато вы наверняка догадываетесь об этом.
– Клянусь вам – нет! Мне и в голову не приходило, что вы преследуете меня от самого Лиона. Если бы я знал, я остановился бы и подождал вас, не проскакав и одного лье!
– Проклятие, так отчего же вы скакали, словно на вас спустили свору гончих?!
– Я торопился сообщить его высокопреосвященству радостную весть.
– О выздоровлении короля?
– Ну конечно! А что ж еще?! Это так понятно: государство спасено, а подданные его величества вздохнули с облегчением и возблагодарили небеса…
– Вот что значит иметь брата священника!
– И вы туда же, господин д'Артаньян. Однако я искренне молился за его величество!
– А он первым делом приказал арестовать вас! – воскликнул мушкетер, и в его глазах на мгновение появилось то выражение, за которое народная молва от Пиринеев до Паде-Кале гласит: хитер как гасконец, вместо того чтобы сказать: хитер как лиса.
– Поэтому я и теряюсь в догадках, – не очень уверенно продолжал дю Трамбле, заметивший этот взгляд.
– Могу предложить вам простое решение.
– Какое же?
– Отправиться вместе обратно в Лион.
– Есть ли у вас другое в запасе?
– К сожалению, нет, сударь. Я должен доставить вас к его величеству.
– Вы хотите сказать – «к ее величеству»?
– Почему вы так решили?
– Хотя бы потому, что король был еще слаб, когда вы отправились следом за мной.
– Повторяю, я доставлю вас к королю. Разумеется, королева может находиться подле короля. Таким образом, вы предстанете перед их величествами, если такой ответ вас больше устраивает.
– Признайтесь, господин д'Артаньян, что вы получили приказ о моем аресте от королевы.
Вместо ответа д'Артаньян повернул свою лошадь, ведя под уздцы коня дю Трамбле;
– Послушайте, что это вы собираетесь делать?
– Выполнять приказ, разумеется!
– Вы имеете в виду, что мы не сделаем передышки в Аржантьере?! Но отсюда уже видны его крыши! Нам обоим нужен отдых, господин д'Артаньян!
– Мы возвращаемся в Лион, сударь. – Дю Трамбле помял, что спорить бесполезно. – В таком случае, поедем шагом, иначе мой конь падет прежде, чем мы доберемся до Гренобля, – проворчал он, лихорадочно ища выход из создавшегося положения, которое находил удручающим, но выхода не было.
– Лошадей, конечно, следует поберечь, они ни в чем не виноваты. Не то что люди, – заметил д'Артаньян.
Это замечание мушкетера окончательно лишило дю Трамбле душевного равновесия.
Они продолжали свой путь в молчании. Дю Трамбле поеживался при мысли о предстоящей встрече с королевой-матерью и остальными заговорщиками. Д'Артаньян насвистывал незатейливый мотив и размышлял о более приятных вещах.
Пустынная дорога, по которой они ехали, навевала тоску на дю Трамбле. Он оглядывался по сторонам и проклинал свое невезение. Но фортуна изменчива, о чем не следует забывать в минуты уныния.
В тот момент, когда дю Трамбле пришел к неутешительному выводу, что остаток жизни ему, очевидно, придется провести в Бастилии, сзади послышался отдаленный топот копыт.
И арестованный, и его конвоир, люди бывалые, безошибочно определили на слух, что со стороны Аржантьера к ним приближается целый отряд.
Дю Трамбле заерзал в седле, д'Артаньян продолжал безмятежно насвистывать.
Отряд приближался. Всадники скакали рысью.
– Кто бы это мог быть? Не люблю ночных встреч на дороге, – тревожно обратился к мушкетеру дю Трамбле.
– Кто бы ни был – скачут военные, – спокойно произнес д'Артаньян.
– А что если это какой-нибудь отряд кальвинистов – из тех, что разбежались в разные стороны, после поражения?
– Вряд ли в Дофине кальвинисты рыщут целыми отрядами, – невозмутимо отвечал мушкетер. – Но, во всяком случае, мои пистолеты заряжены.
В тоне мушкетера не чувствовалось никакого бахвальства, он говорил естественно, как бывалый солдат, привыкший к опасности, но не пренебрегающий мерами предосторожности.
