Деревня выглядела почти так же, как и весной. Дом Прасковьи стоял на том же месте, но само место было малоузнаваемо: не стало огромного дуба рядом с домом, не стало корявой березы. Зато справа от дома появилась целая дубовая роща, а слева пристройка — то ли сарай, то ли хлев.
— Прасковья! — тихонько позвала Маша, увидев сгорбленную фигурку, копошившуюся в земле.
Фигурка выпрямилась и вперила в Машу цепкий, внимательный взгляд. Взгляд был кусучий. Маше показалось, что ее мозг полностью отсканировали.
— Померла Прасковья, — скрипуче ответила женщина.
Маша ахнула и закрыла рот рукой.
— Дюже давно померла, — добавила старуха, — моя бабка ее хоронила.
Тут Маша даже ахнуть не смогла, только хлопала глазами и пыталась понять хоть что-нибудь.
— Я — Фёкла, — скрипнула старуха еще раз, продолжая буравить гостей цепким взглядом. — Давненько Прасковью не искали, а раньше к ней шли что хромой, что слепой. Многих исцелила.
Бабка еще раз внимательно осмотрела Машу с ног до головы.
— Что ж тебя привело, красавица? — спросила она. — Хворей у тебя нет. На лицо красива. Ко мне такие редко захаживают. Замуж хочешь?
— Домой хочу! — ляпнула Маша.
— Домой… — Фекла задумчиво посмотрела в небо. — Говорят, здесь твой дом, но идти тебе далече.
— Это как? — спросил Мишка.
Фекла пожала плечами.
— Мне говорят, я повторяю, — сказала она.
— А где мы? — спросил Мишка.
— Да в Кучково, — бросила через плечо Фекла. — Мне говорят, я должна вас приютить. Затирка в печке, хотите — ешьте. А я пойду, там князь с дружиной пожаловал, поглядеть на него хочу.
— Ну вот, ни в какой мы не в Москве, мы в Кучково! — прошептал Мишка. — Я понял! Передачу «Розыгрыш» смотрела? Нас просто разыгрывают! Интересно, кто ж это столько бабла заплатил за инсценировку? И как они так быстро успели здесь все перестроить?
— Ты умный, — вдруг проскрипела Фекла, — но говорят, что дурак!
Маша нервно хихикнула.
— А кто вам все это говорит? — спросила она.
Фекла выразительно посмотрела на небо.
— Прасковья с ними балакала, она научила мою бабку, та меня. Мне говорят, я должна идти.
— Можно с вами? — спросила Маша.
— Можно, — ответила Фекла, — ежели молча. Скажу, мол, божьи странники, скажу — обет молчания у них. Слово скажете непонятное — убить могут. Идете?
Миша скривился, а Маша быстро кивнула. Фекла на удивление резво пошла по дорожке в сторону деревни.
Деревня изменилась. Стала заметно больше, ее огораживал деревянный забор с высокими воротами. Появилось несколько строений, напоминающих дома, а не развалюхи. Во дворе одного из них расположилась княжья дружина — там ржали кони, за столами на грубых деревянных лавках сидели воины и шумно жрали. Зрелище это было настолько завораживающе неэстетичное, что Миша и Маша застыли с разинутыми ртами.
Вокруг двора, где пировала дружина, собралась, похоже, вся деревня. Дети сидели в первых рядах, бабы и мужики стояли поодаль.
Все были так поглощены зрелищем, что на незнакомцев никто не обратил внимания, зря Фекла за них опасалась.
Вблизи «главный» воин, которого называли князем, оказался совсем несимпатичным: бледный, с маленькими глазками и огромным кривым носом, он хмуро исподлобья смотрел в одну точку.
КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Мы не знаем точно, как выглядел Юрий Долгорукий. До наших дней дошло всего несколько очень приблизительных портретов. Но почему-то этот князь видится нам таким…
— Плохой знак! — изрек он. — Не к добру…
Тут же рядом с князем возникла девушка, которая, низко кланяясь и пряча глаза, поставила перед ним огромный кувшин.
Князь хлебнул, задумался и внимательно осмотрел местных жителей, цепляя глазами молодух.
— Или к добру? — то ли спросил, то ли констатировал он.
Потом хлебанул еще, шумно отрыгнул и вытер рот рукавом.
— Что скажет мой волхв? Где он?
На другом конце стола странный человек с точеными чертами лица, который до обращения князя интересовался исключительно девицей, разносившей кувшины, вздрогнул, закатил глаза и изрек:
— Будет тут город заложен! Огромный.
— Какой, к бесу, город? — поморщился князь. — Ты мне про пса трехголового расскажи.
— Так я про него и говорю, — продолжил предсказатель, — три головы означает, что город будет треугольный.
— М-да? — с сомнением спросил князь. — А еще плешивый и разноцветный.
— Нет, — быстро нашелся предсказатель. — Масть у пса такая была, а это значит, что сойдутся в этом городе разные люди со всех концов земли.
— Складно брешешь, — вздохнул князь и загрустил. — Но зачем тут город, а? Местечко, конечно, неплохое, реки сливаются, но чтоб прямо что-то тут строить…
Где-то снаружи ударил надтреснутый колокол — негромко, словно стесняясь привлекать к себе внимание в присутствии великого князя.
Это, видимо, был сигнал для молодицы с кувшином, которая подскочила к столу и пропела:
— Князюшка светлый, Юрий Владимирович, изволь в терем пройти, уж к вечерне зазвонили, а ты, поди, устал с дороги.
— И то верно, — изрек князь, — чего ж не отдохнуть.
— Юрий? — ахнула Маша. — Потом испугалась, зажала рот рукой и зашептала Мише на ухо: — Юрий Владимирович? Долгорукий! Как же я сразу не догадалась, я ж читала про трехголового пса. Это легенда такая…
В ту же секунду задул ледяной ветер, листья на деревьях пропали, обнажив голые ветки, картинка перед глазами поплыла и сместилась.
Миша и Маша оказались на большом дворе. Перед глазами у них стоял терем, из которого раздавались бодрые звуки пира. Посреди двора в большой деревянной клетке спал огромный барс.
— Что опять случилось? — запаниковал Мишка. — Голова кружится! Нас куда-то перекинуло?
Маша взяла инициативу в свои руки и потащила его к сараюхе, стоявшей поблизости. Впихнула внутрь, залезла сама, захлопнула за собой дверь. Внутри было тихо.
— Надо подумать, — сказала Маша.
— Ну-ну, думай, мыслитель, — фыркнул Мишка.
Пару минут Маша сидела, уткнувшись взглядом в одну точку.
— Это не игра, — сказала она, — так быстро декорации никто не сменит. Это не наркотики — мы уже давно ничего не ели.
Подтверждая это, в Мишкином животе угрожающе забурчало.
— Может, нам газ подпускают, типа наркоза? — предположила Маша.
— На свежем воздухе? — с сомнением спросил Мишка.
— Городовой говорил, помнишь? — спросила Маша. — Что нас история не наказывает, а наоборот.
— Не помню, — буркнул Мишка. — Я его не слушал. Если ему верить, то мы в какой-то глубокой древности.
