— Ступайте, вас ждут, — заявил секретарь, кивая центуриону и новобранцу.
Макрон промолчал, хотя в нем все кипело от злобы. Бестия, сукин сын, похоже, чует опасность хребтом. Теперь именно ему, Макрону, не имевшему к этой истории ни малейшего отношения, придется принять на себя гнев легата, взбешенного посягательством на его драгоценное время. Уж если он так орет на Вителлия, именитого римского гражданина, то от простого центуриона не оставит и мокрого места. А виноват во всем этот хренов щенок. Макрон покосился на новобранца, невольно отметив, что тот вроде не трусит, и шагнул через порог, хотя с куда большей охотой шагнул бы навстречу целой ораве диких, свирепо завывающих галлов.
Кабинет легата подавлял своими размерами, а доминантой в нем был монументальный с мраморной черной столешницей стол, за которым восседал сам Тит Флавий Сабин Веспасиан. Оторвав сердитый взгляд от лежащего перед ним письма, он ворчливо вопросил:
— Итак, центурион, что ты здесь делаешь?
— Виноват, командир?
— Что ты делаешь здесь, хотя должен быть на дежурстве?
— Я получил приказ, командир. Мне было велено сопроводить этого новобранца в штаб.
— Велено? Кем?
— Люцием Батиаком Бестией. Он подменил меня и будет исполнять обязанности начальника караула до моего возвращения.
— Так-так. — Веспасиан хмуро наморщил широкой лоб, потом перевел взгляд на юношу. — Ты Квинт Лициний Катон?
— Так точно, командир.
— Из дворца?
— Так точно, командир.
— Мягко говоря, это не совсем обычно, — произнес, словно бы вслух размышляя, легат. — Желающих перебраться из дворца в казармы находится не так уж много. Правда, моя жена пошла на это, но даже ей трудновато приспособиться к суровости армейского быта, хотя я пытаюсь скрасить ей жизнь, как могу. Не думаю, впрочем, что и тебя тут примутся с той же рьяностью опекать, однако деваться некуда. Теперь ты — солдат.
— Так точно, командир.
— Это, — Веспасиан накрыл свиток ладонью, — всего лишь сопроводительное письмо с приблизительным описанием твоих качеств. Обычно с такими мелочами разбирается мой секретарь, поскольку у меня, как правило, есть дела поважнее, ибо я как-никак командую легионом. Можешь ты хотя бы представить себе, насколько я сейчас раздосадован тем, что должен тратить свое время впустую?
Веспасиан выдержал паузу, сверля юнца суровым взглядом, потом, уже более снисходительным тоном, продолжил:
— Однако письмо это написано самим Клавдием, а у него безусловно есть право беспокоить своих легатов даже по пустякам, и я вынужден с этим считаться. Император пишет, что в благодарность за долгую и верную службу твоего батюшки он дарует тебе свободу и желает, чтобы я зачислил тебя в свой легион на должность центуриона.
— О, — отозвался Катон.
Макрон тоже внутренне охнул. И хотя он тут же взял себя в руки и вытянулся в струну, от легата его реакция не укрылась.
— Что-то не так, центурион?
— Никак нет, командир, — ухитрился процедить Макрон сквозь плотно сжатые зубы.
— Так вот, Катон, — мягко продолжил легат. — Право же, несмотря на пожелание императора, у меня нет ни малейшей возможности назначить тебя центурионом. Сколько тебе лет?
— Шестнадцать, командир. В следующем месяце будет семнадцать.
— Шестнадцать. Маловато даже для того, чтобы самому стать мужчиной, не говоря уже о том, чтобы командовать другими мужчинами, а?
— Прошу прощения, командир, но, когда Александр впервые повел свое войско в сражение, ему тоже было всего шестнадцать.
Брови Веспасиана изумленно взметнулись.
— Ты сравниваешь себя с Александром? Считаешь, что разбираешься в военном деле?
— Я изучал стратегию и тактику, командир. Знаком с трудами Ксенофонта, Геродота, Ливия и, конечно же, Цезаря.
— Вот как? И это, разумеется, ставит тебя в один ряд с великими полководцами? — Самонадеянность юноши явно забавляла легата. Он побарабанил пальцами по столу. — А вдруг и все остальные наши рекруты таковы? Что тогда будет, я не могу и представить. Армия, где каждый солдат занимается разработкой стратегических планов, а не думает лишь о том, как набить свое брюхо, это что-то невероятное. Не так ли, центурион?
— Так точно, командир, — отозвался Макрон. — У таких солдат небось и бурчало бы в лишь башке, а не в брюхе.
Веспасиан поднял брови.
— Это что, шутка, центурион? Я не терплю балагурства, особенно среди нижних чинов. Тут армия, а не театр Плавта.
— Так точно, командир. Чей театр, командир?
— Плавта, — со снисходительным видом заметил Катон. Он явно приободрился. — Этот великий драматург во многом заимствовал сюжеты своих пьес…
— Достаточно, сынок, — прервал его Веспасиан. — Прибереги это для римских салонов. Если, конечно, тебе посчастливится вернуться в столицу. А пока помолчи и послушай меня. Центурионом ты быть не можешь.
— Но, командир…
Веспасиан резко хлопнул рукой по столу, потом указал на Макрона.
— Видишь этого человека? Так вот, он — центурион. Центурион и тот командир, который привел тебя сюда из Авентикума. Как, по-твоему, они стали центурионами?
Катон пожал плечами.
— Не имею ни малейшего представления, командир.
— Ни малейшего представления? Ладно. Так вот, послушай. Этот человек, Макрон, был сначала солдатом. Сколько лет, центурион?
— Четырнадцать лет, командир.
— Четырнадцать лет. И за это время он прошел маршем через весь известный нам мир и обратно, приняв участие в одному Юпитеру ведомо скольких сражениях, битвах и мелких стычках. Он знаком со всеми видами оружия, хранящегося в арсеналах империи. Он способен пройти в день двадцать миль, причем с полной выкладкой, с пикой, с мечом. Он обучен плавать, строить дороги, мосты и форты. Но, помимо этих умений и качеств, у него есть и личные заслуги. Когда германцы обложили наш патруль на том берегу Рейна, он сумел вывести людей из окружения. Тогда, и только тогда его сочли достойным должности центуриона. А скажи, какими из перечисленных навыков обладаешь ты? Прямо сейчас, на данный момент?
Катон призадумался.
— Я умею плавать… немного.
— А ты не подумывал о карьере во флоте? — язвительно, но с некоторой надеждой вопросил Веспасиан.
— Никак нет, командир. У меня морская болезнь.
— О боги! Что ж, боюсь, одного умения плавать еще недостаточно для командования подразделением, но, поскольку у нас каждый человек на счету, я нахожу возможным зачислить тебя во Второй легион. А теперь, как у нас говорят, ты свободен. Пожалуйста, будь умным мальчиком и подожди снаружи — за дверью.
