Генералиссимуса Миниху так и не дали. Принц Антон вмешался и на правах мужа Правительницы для себя вытребовал сей патент. На радостях его жена, никогда, впрочем, не жаловавшая супруга, повелела именовать его Императорским Высочеством, а несколько дней спустя — Соправителем. Тут Миних и допустил в запале, от обиды жестокой, оплошность, стоившую ему всей дальнейшей карьеры. Указ, силою которого становился генералиссимусом Российской Империи Принц Антон-Ульрих, составлял сам фельдмаршал. Не удержался, на бумагу выплеснул: «… хотя фельдмаршал граф Миних, в силу великих заслуг, оказанных им государству, мог бы рассчитывать на должность генералиссимуса, тем не менее, он отказался от нее в пользу Принца Антона Ульриха, отца Императора, довольствуясь местом первого министра».
Остерман хитрый тут же заметил и не преминул обратить внимание Принца на сие высокомерие фельдмаршала. А Миних закусил удила и ни во что не ставил новоиспеченного генералиссимуса. Будучи обязанным по рангу сообщать Принцу о всех важных делах, касаемых армии и флота, он доносил лишь о мелочах. Тут уж фельдмаршал старался вовсю: ни одно повышение по службе нижних чинов не обходило Принца-генералиссимуса, засыпая его бумагами.
Манштейн понял, что над его экселенцем сгущаются тучи. Назначение в Астраханский полк было и для адъютанта выходом из положения. Одно оставалось — вытащить Веселовского из оренбургских степей. Ну, тут было все просто. Миних подписал не раздумывая, опять прогрохотав:
— Как же, помню, деревня Хийтола!.
Ну, а дальше указ поехал с курьерами казенными в Самару, к князю Урусову, начальнику экспедиции Оренбургской.
Звезда же Миниха продолжала закатываться. Остерман теперь уже в союзе с Принцем Антоном добивал фельдмаршала. Миниху было указано обращаться к генералиссимусу с должным почтением. Со временем Остерман убедил капризную Принцессу-Правительницу, что Миних несведущ в делах иностранных, что со свойственной ему прямотой только дров наломает. Вопросы дипломатии изворотливости ума требуют, а не стучания кулаками по столу. Верный слуга Австрии Остерман был страшно встревожен усилением роли Миниха при дворе. Фельдмаршал ненавидел и презирал австрийцев, сорвавших ему все победоносное окончание турецкой войны. Король прусский, Фридрих II, придерживался тех же взглядов. И свое царствование он начал с того, что тут же вломился в пределы Австрии и оторвал от нее лакомый кусок — Силезию. Узнав об устранении Бирона, Фридрих в ладоши хлопнул, адъютанта вызывая:
— Винтерфельд!
— Да, Ваше Высочество, — майор замер истуканом, приказов ожидая.
— Вы, никак, зятем приходитесь русскому фельдмаршалу графу фон Мюнниху?
— Не совсем так, ваше высочество, — смутился Винтерфельд. — Женат на дочери его супруги графини фон Мюнних, от ея первого брака.
— Не важно, — Король отмахнулся, чтоб не сбивали его мысли пустяками разными. — Вы отправляетесь немедленно в Петербург. Отвезете, — Фридрих скрутил с мизинца перстень с бриллиантом крупным, протянул адъютанту, — теще вашей подарок от своего Короля.
Майор смотрел, глаза расширив, не понимая ничего.
— А еще получите в казначействе 15 тысяч ефимков, — продолжал Фридрих, — и передадите шурину своему, графу фон Мюнниху-младшему. Что ж с самим фельдмаршалом делать? — Король задумался. Но ненадолго.
— Придумал, Винтерфельд! — Фридрих аж пальцами прищелкнул от мысли, удачно его посетившей. — Майорат Бюген в земле Бранденбург был пожалован моим царственным отцом князю Меньшикову, а затем отобран ныне сверженным герцогом Курляндским. Посему следует его пожаловать графу фон Мюнниху, дабы казну нашу более не обременять. Нам предстоят великие баталии, а деньги…, — Король поднял палец вверх назидательно, — деньги — это нервы войны! Их нужно беречь! А теперь о главном, Винтерфельд! — подошел к столу. Адъютант поворачивался механически за Королем, храня по-прежнему молчание.
— Вот, — Фридрих протянул бумагу, — сей договор союзный с Россией, препятствующий интересам двора венского, необходимо подписать в Петербурге. Это главное, зачем вы отправитесь в Петербург. И да поможет вам Бог и… фельдмаршал Мюнних.
Вене этот договор был очень неприятен, ибо она надеялась на помощь России в деле возврата Силезии. Тем более, что посол Австрии маркиз Ботта был отозван из Петербурга за несколько месяцев до кончины Анны Иоанновны. Бедная Вена! Один Остерман оставался для защиты ее интересов. Договор, правда, был заключен, но на большее Берлин рассчитывать не мог. Миниха удалили от иностранных дел.
Сюда же Остерман добавил и внутренние дела империи, наговорив Анне Леопольдовне, что, служа постоянно по военному ведомству, Миних с оными незнаком. Дела внутренние передали вице-канцлеру Головкину. Так фельдмаршал, имея титул первого министра, вдруг остался с одной Военной Коллегией, да и то подчиненной Принцу Антону Ульриху.
Все это задело за живое. Недолго думая, Миних заявил Анне Леопольдовне:
— Отставки хочу!
Принцесса, а ныне Правительница, испытывала определенные угрызения совести перед старым фельдмаршалом. Понимала, кому обязана положением своим, ныне столь высоким. Встрепенулась. Упрашивать начала:
— Фельдмаршал, ну полно! Куда вы? Как же вы оставите свою Правительницу? Христофор Антонович, что я буду делать без советов ваших мудрых?
Но Миниха было не удержать.
— Иль верните мне все те полномочия, что пожалованы были Вашим Высочеством, иль отпустите!
Правительница была в растерянности.
А тут масла в огонь подлил Бирон. Сидя в казематах Шлиссельбурга, он давал показания откровенные. И щадить Миниха не собирался. Наоборот! Бирон заявил: «…что он никогда бы не принял регентства, если бы граф Миних не склонял его к этому столь убедительно, что хотел даже броситься перед ним на колени. Он, Бирон, советовал великой княгине остерегаться Миниха как самого опасного человека в Империи, и что если Ея Императорское Высочество отказала в чем-либо, то она не могла почитать себя безопасной на престоле». Как в воду глядел! Словно знал об амбициях фельдмаршала, а может, и следствие само подсказало, «каких» показаний ждут от регента бывшего. Но бумага казенная, лист допросный, это не слова чьи-то пустые. Это серьезно.
Почему уже в марте Миниха поблагодарили, отставку приняли и от двора попросили удалиться. Даже полк его имени передали генералу Левендалю, имя, правда, сохранив. Это был конец его карьеры.
Остается добавить одно. Еще ранее, в декабре, спустя месяц после известных событий, фельдмаршал сильно заболел. Далеко было до его отставки, но Принцесса Анна Леопольдовна, Ея Императорское Высочество, сказала одну очень значимую фразу, в которой заключалось все, что она думала о фельдмаршале:
