Коклико побледнел.
— Убийца! — вскричал он.
Брат Иоанн пожал плечами.
— Вовсе нет. Это — самоубийство, ведь ты сам этого хочешь.
Коклико посмотрел вокруг себя: Кок-Эрон, Биско и Шавайе оставались безмолвными.
— Послушай, — добавил брат Иоанн, — ты меня знаешь: я не люблю долго ждать.
Коклико видел, как сверкнул кинжал в его руках.
— Говори, и ты получишь двадцать дукатов, — сказал Эктор, позволявший брату Иоанну угрожать, но не потерпевший бы ничего более.
— Скажу, скажу, — зачастил Коклико, помертвев от страха.
— Вот видишь, — заметил брат Иоанн, вложив кинжал в ножны, — я знал, что мы поладим.
— Вы хотите знать пароль?
— Ни больше, ни меньше.
— Хорошо, вы его узнаете.
— Еще пару слов, — сказал брат Иоанн, прерывая Коклико, — не трудись понапрасну нас обманывать. Ты останешься здесь заложником под караулом людей бдительных и недремлющих…Если ты солжешь, по возвращении я выкупаю тебя в Сене, и это будет твое последнее купанье.
— Я не намерен вас обманывать…
— Увидим. Теперь говори.
— Когда вы подойдете к гостинице «Царь Давид», попросите переговорить с мастером Пьером Симоном. Трактирщик тотчас придет.
— Маленький плешивый толстяк…Знаем.
— Он вам низко и молча поклонится. «Мсье, — скажете вы ему, — мне нужно переговорить с мастером Пьером Симоном по делу касательно барона де Клейна.» Имя ничего не значит, важен способ его произнесения.
— Посмотрим, какой это способ.
— Вы постараетесь сунуть в руку трактирщика серебряную монету, которая у меня в кармане.
Брат Иоанн пошарил в кармане Коклико и вынул оттуда австрийский дукат с четырьмя пробитыми дырочками.
— Все? — спросил он.
— Нет еще. Когда монета будет у него в руках, вы произнесете вполголоса одно слово: «Вена». Он ответит: «Париж», и вы войдете.
— Все ли это, и увидим ли мы шевалье? — спросил Эктор.
— Лицом к лицу в его комнате, — отвечал плут.
— Так за дело, и поправим наш наряд! — сказал брат Иоанн, вновь приняв облик старика с помощью бороды, парика и большой шляпы.
Уже уходя, он обернулся к Коклико.
— Эй, приятель, если ты голоден — кушай, хочешь пить — пей, но советую не шуметь.
— Ладно, посижу смирно, — сердито буркнул Коклико.
— Через час — другой мы вернемся, тогда ты получишь двадцать дукатов или шесть дюймов стали. Берегись!
— Идите уже.
Все вышли, оставив Коклико под надзором хозяина, и отправились на улицу Арбалетчиков.
— Вы были слишком щедры, маркиз, — заметил брат Иоанн, ускоряя шаги. — Обещать двадцать дукатов, когда клинок моего кинжала и так развязал бы язык этому негодяю.
— Он был так жалок…К тому же он тут же решился заговорить…
— Ну, немного раньше, немного позже, а он бы все сказал.
Они подошли к гостинице.
— Ну, маркиз, условимся, — сказал брат Иоанн. — Нельзя к подобному мерзавцу проникнуть вчетвером: возникнут подозрения, к тому же благоразумие требует стеречь все выходы.
— Это справедливо, — согласился Эктор. — Кок-Эрон останется на карауле у дверей.
— Гм, — заметил солдат, — мне больше нравится атака, чем караул.
— Караул небезопасен, — возразил брат Иоанн, — неизвестно, какое войско населяет крепость.
— Хорошо, я остаюсь, — кивнул солдат.
— Что касается Биско, он последует за мной, — продолжал брат Иоанн. — Позади заведения большой сад, из него ведет калитка. Легко можно сбежать этой дорогой…Я поставлю там Биско.
Брат Иоанн проводил своего товарища и спустя несколько минут вернулся.
— Дело сделано, — сказал он, — Биско разместился в саду по вязом. Ручаюсь, что мимо него никто не проскользнет.
Кок-Эрона поставили на углу, откуда ему легко было наблюдать за входом. Брат Иоанн вместе с Эктором постучались в дверь гостиницы.
Хозяин выбежал на стук, и все произошло, как сказал Коклико. Вид серебряной монеты с четырьмя пробитыми дырочками и пароль, тихо сказанный на ухо маленькому толстяку, смыли все препятствия. Трактирщик попросил двух шевалье следовать за ним.
Они поднялись по лестнице, пристроенной вдоль стены со стороны внутреннего двора. Лестница вела к длинному коридору во флигеле, который отделял двор от сада.
Брат Иоанн изображал полнейшее равнодушие, но подмечал все. Что касается Эктора, тот шел, горя желанием увидеть шевалье лицом к лицу.
Их проводник остановился посреди коридора и указал на дверь, возле которой висела оленья нога.
— Ударьте три раза, — сказал он, — это здесь.
Эктор схватил оленью ногу и ударил три раза.
Послышался скрип стула по полу и резкий щелчок поднятой щеколды.
— Он дернул за шнурок, — тихо сказал трактирщик.
— Войдите! — послышалось из комнаты.
Этот голос заставил встрепенуться сердце Эктора. Трактирщик удалился. Эктор отворил дверь и вошел в сопровождении брата Иоанна.
В кресле перед столом сидел мужчина. Он писал, повернувшись спиной к двери.
— Садитесь, я сейчас буду к вашим услугам, — сказал он, продолжая писать.
Лампа, стоявшая на столе, освещала его черную одежду. С первого взгляда Эктор узнал шевалье.
Он положил руку на ключ и повернул его в замке. Услышав скрип ключа, шевалье поспешно встал.
Эктор вскрикнул и отступил назад, словно увидев привидение.
Перед ним стоял аббат Эрнандес.
Три действующих лица этой сцены несколько минут оставались пораженными видом друг друга. При возгласе Эктора аббат Эрнандес замер. В один миг Эктор сорвал с себя маскировавший наряд. Неподвижнее и бледнее статуи, аббат стоял у стола, трепеща под взглядом Эктора. Тот неподвижно смотрел в мрачное лицо старого врага, которого считал мертвым.
Брат Иоанн знал, конец этой встрече должна положить смертельная дуэль, не беспокоился о такой безделице и терпеливо ждал.
Аббат был в черном платье шевалье, но его без накладных усов, остроконечной бородки и парика. Это было все то же бесцветное лицо, покрытое там и сям красненькими пятнышками, тот же тусклый, стеклянный отблеск глаз и та же гордая надменности.
— Аббат Эрнандес! — вскричал Эктор, воздевая руки к небу словно в знак благодарности.
— Да, — холодно отвечал аббат, уже оправившийся от растерянности.
— Брат Иоанн, — произнес Эктор, — заприте двери и загородите окно. Этот человек принадлежит мне.
Аббат не шелохнулся, лишь презрительно откинул голову.
— Вам? — сказал он. — Это ещё не решено.
Пустынник извлек свою шпагу, и закрывши ставни, стал в двух шагах от аббата.
— Я здесь, маркиз, — произнес он.
— Это просто засада, я вижу, — заметил аббат. — Двое против одного. Поступок, достойный дворянина.
