Он собрался поставить коробку на прежнее место. И тут увидел ящик, что был под ней. Ящик из легкой древесины, а на боку типографская надпись: «Коньяк "Наполеон"», достойный винных подвалов императора».
Ящик митрополита Самуила, тот самый, что привез в Рим доминиканский монах!
С бьющимся сердцем отец Нил вытащил его и стопки. На крышке чья – то рука вывела три буквы «М.М.М». Он узнал крупный, с нажимом почерк отца Андрея.
Голова пошла кругом, выходит, когда отец Aндрей в поезде записал эти буквы на своем билете он имел в виду не только ксерокопии из Хантинтонской библиотеки, хранящиеся в книжных фондах аббатства Сен – Мартен. Он указывал на это ящик, который отец Нил лишь теперь чудом обнаружил. Отец Андрей собственной рукой подписал крышку ящика, чтобы в один прекрасный день легче было отыскать его. Вот о чем он собирало поговорить с Нилом! Эта находка, ставшая возможной благодаря встрече с Бречинским, был финалом их общих поисков, и он намеревался рас сказать о ней Нилу.
И из-за нее же его убили.
Отец Нил открыл ящик, те же горы пыли от растрескавшихся папирусов — свитков здесь было по – видимому, несколько. А рядом — простой листок свернутого пергамента. У отца Нила затряслись руки, когда он развязывал льняную тесьму, которой был обвязан манускрипт. Он крайне бережно развернул его. И увидел греческие письмена, изящный, безукоризненно разборчивый почерк. Рука тринадцатого апостола! Он начал читать:
«Я, возлюбленный ученик Иисуса, тринадцатый апостол, обращаюсь ко всем церквам…»
Когда отец Нил закончил чтение, он был бледен как полотно. В начале послания не сообщалось ничего такого, чего он еще не знал: Иисус не был Богом, его обожествили Двенадцать, побуждаемые к этой лжи своей жаждой власти. Но тринадцатый апостол понимал, что этого рассказа не достаточно, чтобы сохранить истинное лицо Учителя. Он привел неопровержимые свидетельства: в точности назвал день — отец Нил сразу машинально посчитал, что в григорианском летоисчислении это 9 апреля 30 года — день, когда он встретился с двумя ессеями в белых одеждах у опустелой гробницы, откуда они только что забрали тело Иисуса, собираясь похоронить его в пустыне, в одном из своих некрополей.
Места, где расположен тот некрополь, он в точности не указывает. Только коротко отмечает, что лишь песок пустыни убережет могилу Иисуса от корыстных посягательств людей. Назорей, как все пророки, будет жить в веках, а поклонение его праху отвлекло бы человечество от единственного средства приблизиться к нему — молитвы.
За долгие месяцы поисков отец Нил привык думать, что главная тайна, с которой он столкнулся, — это само существование тринадцатого апостола, та роль, которую он при жизни играл в Иерусалиме, его след в памяти поколений. Человек, писавший эти строки, уже знал, что он отторгнут от церкви, вычеркнут из ее памяти. Он предвидел, что в будущем жизнь и наставления его Учителя никак не будут связаны с ним. Потому он и доверился этому пергаменту в надежде, что, может быть, настанет день, когда миру будет позволено вновь открыть для себя истинный лик Иисуса. Он сделал это, не теша себя иллюзиями; что такое маленький, исписанный им листок в сравнении с амбициями людей, готовых на все, лишь бы достигнуть своих целей, и ради этого исковеркавших память того, кто был ему дороже всех на свете?
Тринадцатый апостол только что раскрыл отцу Нилу подлинную тайну: могила с останками Иисуса где – то есть, она реально, физически существует.
Отец Нил глянул на часы, десять минут седьмого. «Только бы отец Бречинский дождался меня!» Он вернул найденное послание на прежнее место. Данное слово он сдержит, папа будет предупрежден. Библиотекарь – поляк послужит посредником, который сообщит папе о том, что существует апостольское послание, уничтожить которое людям церкви не удалось за все минувшие века вопреки всем усилиям. Благодаря надписи «М.М.М.» отец Бречинский без труда отыщет этот пергамент и передаст Святейшему Отцу.
Дальнейшее уже не будет касаться такого маленького скромного монаха, как он. Это забота папы, и только его.
Монах торопливо вышел из безымянного помещения, не забыв потушить свет, дверь за ним захлопнулась автоматически. Когда он добрался до зала, где они работали с Лиландом все эти дни, там было пусто, потолочные светильники выключены. Он подошел к двери кабинета библиотекаря, постучался — никакого ответа. Отец Бречинский не дождался его.
Отец Нил не был уверен, все ли двери, ведущие на двор бельведера, открываются изнутри. Он плохо представлял себе, как сможет провести всю ночь в книгохранилище с его затхлым воздухом. Но отец Бречинский ему не солгал: он беспрепятственно прошел обе бронированные двери. Пропускная камера при входе была пуста, наружная дверь здания распахнута настежь. Не раздумывая, отец Нил вышел во двор и полной грудью вдохнул свежего воздуха. Ему было необходимо пройтись, чтобы хоть немного привести в порядок свои мысли.
Ему так не терпелось покинуть это место, что он и внимания не обратил на кабинку из тонированного стекла, где ждал, покуривая сигарету, папский охранник. Как только монах прошел мимо него, он поднял трубку внутреннего телефона Ватикана, нажал на кнопку:
— Ваше преосвященство, он только что вышел… Да, один, другой ушел раньше. Не за что, ваше преосвященство.
Кардинал Катцингер в своем кабинете вздохнул и положил трубку. Наступает час, когда за дело возьмется Антонио. Пора.
Пересекая площадь Святого Петра, отец Нил машинально поднял глаза, окно папы было освещено. Завтра же надо поговорить с отцом Бречинским, объяснить, как найти ящик из-под коньяка с пометкой «М.М.М», и поручить рассказать старому понтифику о том, что там хранится. С этой мыслью он повернул на виа Аурелиа.
На площадке четвертого этажа он остановился, из-за двери было слышно, что Лиланд играет вторую «Гимнопедию» Эрика Сати. Легкая, воздушная мелодия была пронизана бесконечной меланхолией, тоской вперемежку с юмором, даже насмешкой. «Ремберт… А тебе – то твой юмор поможет одолеть отчаяние?» Он скромно поцарапался в дверь.
— Входи, я жду тебя с нетерпением.
Отец Нил сел возле пианино.
— Ремби, почему ты ушел из книгохранилища, не дождавшись меня?
— Бречинский явился, напомнил, что закрывается в шесть. Вид у него был крайне озабоченный. Ну да это не важно, ты мне лучше скажи: нашел что-нибудь?
Отец Нил не разделял беспечности Лиланда, отсутствие Бречинского его беспокоило. «Почему его там не оказалось, мы же договорились, что он будет меня ждать?» И все – таки он отвлек от этого вопроса:
