— Да уж, правда что, — механически улыбнулся я.
Сборы компании, отбывающей на Север, как будто прошли мимо меня. Вот и прекрасно. Олаф и Фризиан обещали присмотреть за Мордредом и, кажется, пока он не причинял никому проблем. Тем более хорошо, что он наконец перестал быть моей «тенью», находящейся слишком близко для самостоятельного существования. А мы, отчасти вняв письму Леодегранса, начали готовиться к приему целой прорвы гостей, так как стало ясно, что к празднику сюда намеревается прибыть не только Леодегранс, но практически вся компания, что собралась в Лондоне к Белтейну. Осознали мы это несколько поздно — за пару дней до праздника. Но зато и беспокоились заранее чуть меньше, чем могли бы. Основное осознание пришло с приездом в тот же день гонцов от Кадора и Лота, с вестями об их прибытии в самое ближайшее время.
Я вломился в комнату Мерлина без всякого предупреждения и практически на полном ходу.
Мерлин подскочил от неожиданности и нажал на кнопку внутри предмета, очень похожего на старый резной ларец. Трехмерная цветная проекция, висящая воздухе, тут же погасла.
— Не запираешь дверь? — спросил я рассеянно.
— Да как-то нужды не было… — проворчал Мерлин. — Обычно никто не входит так запросто.
— Ага! Отвык, пока я был на Севере?
— И в сущности — ну и что?! Только поддержало бы дурную колдовскую репутацию.
— Действительно. Так вот! По-поводу письма Леодегранса… — Я наконец аккуратно прикрыл за собой дверь. — Кстати, как оно? — я кивнул на ларец.
Отец понял, что я спрашиваю не о письме, несмотря на зачин в перемене темы.
— Сорок пять.
— Отлично. Знаешь, пожалуй, чтобы не устраивать тут серьезных гражданских войн, я действительно все-таки женюсь.
— Хорошо, — рассеянно кивнул он.
— Это все, что ты можешь сказать?
— Ну, ты же, судя по всему, знаешь, что делаешь?
— Конечно… и в конце концов, не в этом мире это абсолютно ничего не будет значить. Пустая формальность. Как и коронация.
Отец посмотрел на меня укоризненно и насмешливо прищурившись, понимая, что я ехидничаю.
— Вот именно.
— И все-таки, я хотел бы объяснить, зачем это делаю. Для того же, для чего обычно идут на такой политический шаг. Чтобы между мной и Кадором с Лотом была преграда, и они понимали, что могут не быть ближайшими наследниками. И когда они привыкнут к этой мысли, Мордреду, когда-нибудь, будет легче занять свое место.
— Возможно.
— И что же? — нахмурился я. — Никаких возражений?
— А почему у меня должны быть возражения? Разумный политический шаг, ничего больше. Ты же не задумываешь ничего безумного. Зачем же я буду тебе мешать?
— Что-то тут не так… — заметил я с подозрением.
— Сорок пять процентов — это еще очень мало. Мощность потихоньку восстанавливается, но когда восстановится полностью — сказать трудно. Мы не сбежим отсюда через неделю-другую.
— Разумеется. Понимаю.
— И если ты считаешь, что это полезно с политической точки зрения, значит — полезно. Пока у нас тут, кажется, все идет хорошо. Все твои авантюры, похоже, работают.
— Гм…
— У тебя есть какие-то сомнения?
— Да. У меня есть сомнения. Политика политикой, но есть же в этом и что-то личное.
— Гвенивер ведь принцесса?
— Да.
— Значит, в любом случае, только политика ей и светила.
— Как-то это все же все… — меня поразило его кажущееся равнодушие. Или настоящее?
— Боишься потерять свою свободу? — усмехнулся отец.
— Да вообще-то уже потерял — как только вытащил этот меч.
— Значит, терять вроде бы нечего. Просто не относись сам к этому слишком серьезно. Наверное, в этом все дело.
— Да, наверное. И кстати, как думаешь, как к этому отнесутся другие?
— То есть — наши коллеги?
— Ну конечно, о ком же я еще могу спрашивать?
— Почему бы не спросить их самих?
— Потому что — затем я и спрашиваю тебя — чтобы не спрашивать их.
— Или потому что их мнение не имеет значения? Что тебя все-таки беспокоит?
— Не знаю.
Отец пожал плечами.
— Пока не вижу в происходящем ничего драматичного. Королевство, война — и вдруг какая-то свадьба. Ну и что? Все взрослые люди.
— Наверное, действительно, ничего особенного. Просто рутина. В конце концов, я не пытаюсь пристукнуть Лота и жениться на Моргейзе! Вот это — было бы уже не очень хорошо, правда?
— Но ты же не имеешь в виду, что хочешь это сделать?
— Нет, не имею. — Я слегка задумался. — И знаешь, что еще мне кажется? Теперь, когда я понимаю, как и откуда тут взялась такая Моргейза, я как будто вообще потерял к ней интерес. По крайней мере, его львиную долю. Теперь я лучше сознаю, что она совсем другой человек, смесь самых разных фантазий, догадок, домыслов, и совершенно непредсказуемо — на что она похожа на самом деле. И если она такова потому, что я связывал ее с опасностью, тем более она действительно может оказаться угрозой. Теперь мне хочется помягче отодвинуть ее подальше от власти. Просто на всякий случай.
— Я тебя очень даже понимаю, — кивнул отец.
Я выдохнул. По-прежнему чувствуя неуверенность и неудовлетворенность, и глухое раздражение.
— Хорошо. Значит, кажется, с этим мы разобрались. С мотивами и опасениями. Продолжаем вести себя разумно и пытаться не разрушить тут больше, чем это может быть неизбежно…
Мерлин продолжал, задумавшись, пристально смотреть на ларец. Я покачал головой, вышел, и снова плотно закрыл за собой дверь.
Мерлин был больше занят уже не этим миром, а совсем другим. А этот — полностью оставил мне.
Наутро мы распрощались с быстро и непринужденно собравшимся небольшим войском — скорее, оперативным, очень подвижным отрядом. Который должен был достаточно быстро вернуться снова — серьезных трудностей, которые могли бы его задержать, никаких не предвиделось. В любом случае, мы ведь будем держать связь, и вовремя узнаем обо всех неожиданностях. Всерьез мы будто вовсе и не прощались, это было очень легкое расставание.
Я уже упоминал, что Мордред не тяготел к красному цвету, хотя когда-то по наущению и настоянию Мерлина он и встречал нас в красном плаще. Именно затем, чтобы быть замеченным и вызвать сравнения, что в целом его только угнетало. И несмотря на то, что, может быть, было бы тактически выгодно, чтобы кто-то принял его за меня, к его облегчению, никто не пытался снова вдохновить его на этот маневр. И его новый конь был теперь рыжим — не вороным как Таранис, и не белым как старичок Гвен. Командовали этой небольшой кампанией Гавейн и Галахад, так что отбывал в свой первый поход Мордред в самом радужном настроении. Не исключено, что и самим Камелотом он уже страшно тяготился, и рад был не только тому, что отправлялся на поиски славы, а тому, что вырывался на свободу.
