— Никак нет, товарищ генерал. Бабы из этих лоскутов шьют себе трусы и, пардон, бюстгальтеры.
— Понятно, — кивнул Головин. — А почему вы решили, что мне это все интересно?
— Как же, товарищ генерал, — опешил майор. — Вы же сами говорили…
— Что я говорил?
— Что командира эскадрильи назначите по результатам доподготовки. Я как самый старший по званию…
— И я говорил, чтобы ко мне обращались вот с такими рапортами? Не припомню такого. Ладно, майор, бывай. Давай сюда свои рапорта, не выбрасывать же. У вас какая была последняя должность до зачисления в эскадрилью?
— Заместитель командира полка по политической подготовке, — не без гордости назвал Чиркунов свою прежнюю должность.
— Понятно, — вздохнул Головин.
Головин открыл дверцу «эмки» и уже поставил ногу на подножку, как какая-то мысль остановила его. Он обернулся и пальцем поманил майора.
— А в воздухе своих товарищей вы превзойти не пробовали, товарищ майор?
— Обижаете, товарищ генерал. У меня двенадцать сбитых, — протянул Чиркунов. — Меня самого три раза сбивали над Москвой…
— Значит, летать не умеешь, раз сбивали, — отрезал Головин. — Когда собьешь этого, — рука Головина показала на подруливающий к капониру истребитель фон Гетца. — Тогда с тобой и разговаривать будем. Уловил?
Генерал громко хлопнул дверцей, «эмка», хрюкнув, тронулась.
Майор остался один.
— Да разве его собьешь?.. — грустно спросил он сам у себя.
25 апреля 1943 года. Москва
— Все свободны, товарищи, — Василевский закончил оперативное совещание Генерального штаба. — Филипп Ильич, прошу вас остаться.
— Есть, — буднично откликнулся Головин.
Ему нравился новый начальник Генерального штаба. Очень толковый штабной работник. Шапошников тоже был штабист до мозга костей, но с ним не было таких отношений. Все по службе, все четко, по уставу. Вопрос — доклад. Ни вправо, ни влево. А Василевский, он… человечней, что ли? Хотя тоже строг и педантичен. Умеет и задачу поставить, испросить по всей строгости военного времени.
Генералы и полковники, зашумев передвигаемыми стульями, потянулись к выходу из просторного кабинета начальника Генерального штаба. Головин был не сильно удивлен тем, что Василевский попросил остаться именно его, а не начальника Главного разведуправления. Вероятно, Александра Михайловича заботил какой-либо вопрос, о котором он много думал, и теперь ему нужен был не доклад или справка по интересующему кругу проблем, а свежий взгляд на предмет. Головин и сам пользовался этим методом. Когда анализ той или иной ситуации затягивался и не давал определенных результатов, он вызывал одного-двоих своих подчиненных, давал вводную и они устраивали что-то вроде войны в миниатюре, поочередно играя то за вермахт, то за Красную Армию, то за Гиммлера, то за Канариса. Очень часто это давало положительные результаты, во всяком случае, позволяло посмотреть на вещи с новой, порой неожиданной стороны.
Василевский встал со своего места и подошел к стене, туда, где, загороженная зеленой гардиной от нескромных взоров непосвященных, висела большая карта Европейской части СССР. Полковники-направленцы из Оперативного Управления несколько раз в сутки наносили на нее последние изменения в конфигурации линии фронта, отмечали прибывавшие и убывавшие дивизии, корпуса и армии по обе линии фронта. Карта эта была живая, так как отражала реальное положение дел на фронте по состоянию на текущий момент.
Василевский несколько минут задумчиво смотрел на эту карту, давая Головину возможность ознакомиться с ней. У Головина была похожая карта. Разумеется, не такая подробная, но в целом все на ней совпадало с тем, что было нанесено на карту начальника Генштаба.
— Ну, Филипп Ильич, — прервал молчание Василевский. — Что вы думаете о положении дел на фронте?
Головин откашлялся и начал осторожно:
— После весеннего наступления Манштейна фронт стабилизировался.
Пожалуй, зря он вспомнил про Манштейна.
В феврале — марте 1943 года Манштейн, поставленный во главе группы армий «Юг», провел едва ли не самую блестящую операцию немцев за всю Вторую мировую войну. Располагая относительно небольшими силами, он наголову разнес несколько советских армий, захватил сначала Харьков, а йотом и Белгород. Действия его были настолько грамотны, молниеносны и точны, что советское командование не успевало с ответными мерами.
Назвать это реваншем за Сталинград было нельзя. Красной Армии было не привыкать терпеть поражения. Никого уже не шокировало, что сто, двести, пятьсот тысяч солдат попали в окружение или плен, а вот немцы до Сталинграда вообще никогда ни от кого не терпели поражений! Сталинград — это не только военная победа, но и удар по престижу Германии и гению фюрера.
Василевский недовольно поморщился.
— А конкретней?
— Я полагаю, что в ближайшее время, по крайней мере, еще месяц, немцы не смогут предпринять никаких решительных действий. Им необходимо провести перегруппировку войск и пополнение их техникой и личным составом. На это требуется время.
— Согласен с вами. А какова, по-вашему, будет цель Гитлера на летнюю капанию сорок третьего года?
— А тут и думать нечего, Александр Михайлович, — Головин ткнул тупым концом карандаша в карту. — Гитлер будет наносить удар в районе Курского выступа.
— Почему вы так в этом уверены?
— Очень просто. Ленинград не имеет никакого стратегического значения, и немцам смысла нет бросать свои лучшие части на его штурм. Взятие Ленинграда не даст немцам ничего, кроме политического престижа и огромных неоправданных потерь.
— Согласен. Дальше.
— На юге немцы могут попытаться снова пробиться к Грозному и Баку, но у них уже нет таких ресурсов, какими они располагали в сорок первом и в сорок втором годах. Силы Гитлера тают. У него недостаток буквально во всем, от продовольствия до резины и горючего. Полагаю, что проведение широкомасштабной операции — для него сейчас задача непосильная. Гонять сотни единиц техники на многокилометровом пространстве?.. У него может не хватить для этого бензина.
— Дальше.
— Курский выступ представляет собой для немцев заманчивую цель. На относительно небольшом участке фронта сконцентрировано большое количество советских войск. Если концентрическими ударами с севера и юга, из районов Орла и Белгорода прорвать наш фронт и окружить нашу группировку, то открывается дорога на Москву через Тулу. Кроме того, в окружение попадает сразу несколько наших армий. Я думаю, что Гитлер не станет упускать такой шанс поквитаться с нами за Сталинград.
