— Возьми, пригодится. Больше ничем не можем помочь. Пусть они принесут пользу нашему народу… Храни тебя Бог!
Петрило с внуком долго смотрели вслед уходящему юноше, пока густой лес не скрыл его навсегда.
Высоко и грозно высятся над крутым берегом крепостные стены стольного града Чернигова. С утра до вечера они вбирают и выплескивают наружу вереницы людей. Кого только здесь не бывает — и заморских гостей в невиданных пестрых одеждах, и степенных русских купцов с окладистыми бородами и плутоватыми глазками, и азиатов в плоских тюрбанах и цветастых халатах. Со всего света тянутся мастеровые люди, но более всего ищут здесь убежища или суда праведного смерды да холопы всякие. Только не каждому город становится родным домом.
Ныне вдруг опустела дорога. Страшные черные небылицы, невесть кем рожденные и невесть откуда принесенные, словно уничтожили все живое. Куда-то попрятались купцы, завернули экипажи иноземцы, унесли тонконогие кони азиатских всадников, забились по заповедным местам смерды да холопы. Не кажут носа и мастеровые. Что за невидаль? Что за молва людская, которой и княжий гнев не указ?
Бесились люди черниговские, метал громы и молнии князь Михаил. А все одно — пустынна дорога уже который день. Тем более было странно наблюдать, как во весь опор к городу мчался какой-то всадник. Хоть и добротен под ним конь, да убран, как у последнего смерда, и сам одет в рубище. Такой никому не надобен. Но видно, что-то особенно гонит человека, что не дает он своему коняге отдышаться.
«Уж не беду ли несет?» — подумал Меченый, дежуривший в тот день на крепостной стене. Не стал ждать, пока гость сам явится, поскакал навстречу… А через пару минут друзья уже обнимались, счастливо разглядывая друг друга.
— Повезло тебе, я дежурю! — Меченый не выпускал Аскольда из объятий. — А то повязали бы, как смерда… Что случилось-то?
— Беда, город гибнет! Татарва одолевает, помощь нужна.
— Князь тебя сегодня не примет, у него встреча с паном Крыжаком, посланцем князя Мазовецкого. Бесполезно к нему рваться, как бы хуже не сделать. До утра терпи…
В жизни Меченого произошли изменения — он женился. На крыльце друзей встречала круглолицая молодица с большими карими глазами и лучистой улыбкой. Аскольд украдкой взглянул на дружинника и по его улыбке понял, что тот счастлив.
А вечером в избу битком набился народ. Аскольд неторопливо поведал о пережитом и увиденном. Люди ахали, переспрашивали, кипели от возмущения и рвались в бой. Сердце Аскольда ликовало.
Назавтра юноша добился приема у князя. Когда Аскольд вошел в гридницу, князь поднялся из-за стола и, раскинув руки, пошел ему навстречу.
— Вот наш герой! — были его первые слова. — Ну, рассказывай, как у вас там?
В гриднице за столом сидели бояре и дружинники, с любопытством и нетерпением посматривая на вошедшего.
Аскольд поклонился князю, присутствующим.
— Великий князь, премилостивые бояре! Козельцы бьются не на жизнь, а на смерть. Помогите им! Этим вы поможете Руси, поможете себе. Да, враг силен, но не сильнее нас, если мы будем вместе. Да, пали многие русские города. Они пали оттого, что остались одни, что дрогнули их души, склонились спины от страха. Но Козельск стоит. Стоит! И это ли не пример для вас, когда мужество побеждает силу? Мы, козельцы, просим, — Аскольд низко поклонился князю, потом всем остальным, — откликнуться на нашу беду. Гибнут ваши братья. Они ждут! — Глаза юноши горели неукротимым огнем, лицо пылало отвагой и решительностью.
Гридница загудела, как потревоженный улей. Михаил, не ожидавший таких речей от простого сына воеводы, растерянно переглянулся с человеком, сидевшим справа. Он выделялся среди прочих своей одеждой — черный с блестящими медными пуговицами кафтан, белоснежная рубашка. Аскольд догадался: это и есть пан Крыжак. Тонкое, умное лицо пана не осталось безучастным.
— Карашо сказаль, вьюнош. О, если бы тебя услыхать Фридрих! — Он величественно поднялся.
— Значит, ты одобряешь поход? — поспешно спросил Михаил.
— Да, да, — тонкие губы пана растянулись в улыбке.
— А ваш князь, мой друг Конрад, примет участие? — Михаил уставился на Крыжака, навалившись на стол.
— Мой князь уполномочиль меня передать, что осень ми будем готови, если пруссы не будут угрожать моя границ, — он обвел присутствующих взглядом.
— Хорошо, — князь вскочил, — осень так осень. Но что делать козельцам? Ты слышал их просьбу, знаешь, что город сейчас истекает кровью. Помощь ему нужна сейчас!
Крыжак замотал головой.
— Сейчас? Нет.
Михаил побагровел.
— Я немедля ехать в Мазовей, — продолжал Крыжак. — Будет информир князя. — Он поклонился, приложив руку к сердцу.
Тогда Михаил обратился к боярам:
— Ну что будем делать? Поможем козельцам?
Бояре нерешительно молчали.
— А вдруг город пал? — неуверенно спросил кто-то.
— Зачем дразнить татар? Может, уйдут себе стороной… — поддержал другой.
Аскольд вскочил.
— Город стоит! — глухо, но твердо сказал он. — А насчет дразнить… — он зло улыбнулся, — Москва тоже дразнить не хотела. И пала. Как и другие.
Воцарилось молчание. Его нарушил князь. Он подошел к Аскольду.
— Сын мой, мужайся. Я очень хочу помочь козельцам в их беде. Завтра, думаю, совет решит. — Он отвернулся, избегая пытливого взгляда юноши и показывая тем самым, что прием окончен.
На другой половине княжеского терема княгиня с нетерпением ждала окончания совета.
— Ну, что решили? — спросила она, едва Михаил переступил порог.
— Да пока ничего. — Он взял флакон с какой-то мазью, понюхал, фыркнул и поставил на стол. — Но думаю, надо помочь. Свои же…
Княгиня вскипела, вставая против него:
— Ну и дурак же ты, батюшка, хоть и князь! — Ее полнеющая фигура, не затянутая в корсет, выглядела ужасно. Князь отвернулся. — Никто не хочет связываться с татарами! Послушай моего совета: не ходи, не навлекай напрасный гнев этих чудовищ. К тому же… пока этот вестник добирался сюда, город уже, наверное, пал. Не ходи, сердце беду чует. Хочешь, пусть ворожея погадает? — примирительно произнесла княгиня.
Вызванная срочно гадалка задернула шторы, долго бормотала что-то над чашей с водой, потом достала из потайного кармана золотое кольцо. Произнесла над ним еще какие-то заклинания, подула и осторожно опустила в чашу.
— Берегись, князь, уж больно плохо оно упало, — наконец проскрипела она. — Как бы беды не было. — И, прихватив чашу, ушла, не переставая бормотать что-то себе под нос.
