— Вы считаете Ринальдо вашим врагом?
— Правильнее употребить тут время прошедшее. Да, Ринальдо не принадлежал к числу моих друзей.
— А теперь?
— Теперь уж мне все равно это безразлично, — небрежно ответил Сирано. — Он мертв.
— Что, мертв?! — вскричал граф.
— Да, оставив вот это доказательство своей преданности вам, он скоро отдал Богу душу, — проговорил Сирано, указывая на свой еще багровый шрам на щеке.
— Умер!.. — пробормотал Роланд в унынии, задумываясь.
— Когда-то я рассказывал вам историю вашего рождения. Если хотите, теперь я могу прочесть ее вам. Вот она вся здесь записана рукой старого графа. Да, надо примириться с действительностью, друг мой! Вы уже более не граф де Лембра, а Корнье. Завтра об этом заговорит двор и весь город. Повторяю, я даю вам возможность спастись. Пишите прево!
— Хорошо, хорошо, только умоляю вас, не кричите так, нас могут услышать! — умолял граф.
— Так вы сдаетесь? Тем лучше для вас!
— Какой ценой могу я купить ваше молчание?
— Будьте добры присесть к столу; вот вам совершенно новенькое перо, чистенький листок бумаги, соблаговолите написать следующее…
Граф с отчаянием бросился к столу и нервным движением схватил предложенное ему перо.
«Я, нижеподписавшийся, признаюсь в том, что, имея все доказательства невиновности и тождества моего брата Людвига де Лембра, держал его в тюрьме под именем Мануэля, и теперь заявляю, что все свидетельские показания были вызваны мною или хитростью, или силой».
— Но ведь написать это — значит обесчестить себя?! — крикнул возмущенный Роланд.
— Кончайте и подписывайте! Это признание прочтется в тесном семейном кругу. Конечно, мне придется также показать его прево, но, во-первых, это ваш друг, а во-вторых, ему стыдно будет признаться в такой огромной ошибке и он не будет благовестить о своем позоре по городу, а тайком откроет дверь Мануэлю и выпустит его на все четыре стороны!
— Хорошо, я согласен, но вы должны взамен этой записки дать мне книгу Бен-Жоеля и рукопись моего отца!
— Ну уж нет, это было бы величайшей глупостью! Вы сами научили меня быть осторожным! Если бы я сделал то, чего вы требуете, вы смело могли бы при первом удобном случае убить Мануэля. Так пусть же эти документы послужат уздой для вас.
— Вы можете унижать меня, но не смеете оскорблять и бесчестить! — вскричал Роланд. — Если вы оставляете при себе эти документы, если каждую минуту, когда вам вздумается, можете объявить о тайне моего происхождения, то к чему же моя записка? Отдайте ее мне!
— К тому, что я ведь человек смертный, каждую минуту могу умереть, и эта записка послужит гарантией спокойствия и безопасности вашего брата. Я передам ее Мануэлю. В настоящее время никакая предосторожность не может быть излишней.
— Но…
— Или вы предпочитаете, чтобы я дал Мануэлю вместо этой записки завещание вашего отца, то есть отца Мануэля? Неужели ваша гордость может допустить подобную вещь?
— Довольно! Вы уж слишком предусмотрительны. Я сдаюсь. Кончайте ваше дело. Освобождайте Мануэля!
— Теперь уже слишком поздно! Но завтра еще до восхода солнца ваш брат будет освобожден. Будьте в этом уверены. Воображаю удовольствие прево, когда я разбужу его и передам это в высшей степени приятное для его самомнения известие! Спокойной ночи, граф, я не хочу злоупотреблять своим правом гостеприимного хозяина, — улыбаясь, проговорил Сирано, провожая гостя.
Роланд, кипя бессильным бешенством, быстро направился домой. Целая толпа слуг на почтительном расстоянии следовала за ним.
В голове его бессвязно роились различные мысли. Еще двенадцать часов отделяли его от ужасной минуты освобождения ненавистного Мануэля. В эти двенадцать часов можно добиться многого, конечно, с помощью ловкого и находчивого человека.
— Но где, где найти его! — с отчаянием бормотал Роланд.
Вдруг на пороге своего дома он столкнулся с Бен-Жоелем.
— Бен-Жоэль, это ты?! — с радостью воскликнул граф.
— Да, ваше сиятельство! Уже три часа я жду вас здесь.
— Ступай за мной!
Проводив графа в его спальню, слуги бесшумно удалились.
— Ринальдо убит, а Сирано жив! — воскликнул граф с укором, когда они остались одни.
— Ваше сиятельство, вы не знаете, сколько чудес, ловкости, хитрости и отваги проделали мы во время этой поездки.
— Но что мне за дело до этого, раз все испорчено; все погибло без возврата! Ах, лишь бы только…
— Что, ваше сиятельство?
— Лишь бы избавиться от этого проклятого Сирано!
— Избавитесь, ваше сиятельство!
— О да, ты по-прежнему смело возьмешься за дело и добьешься тех же блестящих результатов!
— Мне кажется, что если завтра…
— Нет, не завтра, а сегодня ночью, сейчас надо действовать, чтобы его смерть пригодилась мне хоть на что-нибудь! Прежде чем он войдет в тюрьму, куда он намеревается отправиться сегодня на рассвете, ты должен прикончить его! Слышишь?!
— Понимаю, надо устроить по дороге какую-нибудь засаду и впотьмах…
— Да, впотьмах, незаметно ты подкрадешься к нему и сделаешь свое дело. Ступай, собери себе помощников, я щедро вознагражу их. Только берите ножи, а то вы со своими шпагами и котенка не сумеете заколоть, не то что этого черта!
— Где и когда должны мы ждать ваших приказаний?
— Твои люди будут ждать тебя на улице, ты же в три часа ночи придешь сюда; я велю, чтобы дверь не была заперта.
— Вы будете с нами?
— Да, я сам хочу убедиться в добросовестности вашей работы!
— Клянусь всеми силами неба и земли, что на этот раз я наверстаю все промахи и неудачи, и Капитан Сатана не выйдет живым из наших рук! — мрачно проговорил цыган.
Приказания Роланда были очень сжаты, и из них Бен-Жоэль при всем желании не мог узнать, почему граф говорил, что все погибло, так как тот ничего не сообщил своему помощнику о завещании старого графа, а также о том, что его книга находится в руках Сирано. Несмотря, однако, на совершенное незнание поводов, побуждавших Роланда де Лембра добиваться смерти Бержерака, Бен-Жоэль с готовностью согласился на это предприятие, дававшее ему возможность отомстить, наконец, за свою старую обиду и, кроме того, заработать много денег Он поспешно направился к «Дому Циклопа», куда еще не успел заглянуть после своего возвращения.
Но прежде чем зайти к Зилле, которая тоскливо ждала известий от Сирано, он довольно долго советовался в нижней комнате со своими многочисленными друзьями; это был бесшабашный народ, готовый на все и вся ради денег.
