Спустя две недели Руперта пожаловали титулом графа Чельмсфорда. Церемония состоялась в тронном зале Уайтхолла в присутствии короля и королевы, герцога и герцогини Йоркских, принцессы Анны и принца Джорджа и большого скопления народа из тех, кто был две недели назад в часовне Сент-Джеймса. Юный Руперт в костюме из кремового бархата выглядел очень взрослым и серьезным, когда медленно шел через весь зал к трону, на котором сидел король, ласково улыбавшийся ему. Аннунсиата с гордостью наблюдала за сыном, понимая, что он боится споткнуться о собственный меч и упасть на полпути. Его сопровождали оба брата, Морис и Чарльз, а также граф Фивершем и граф Кравен, представляющие его.
Руперт приблизился к трону и преклонил перед королем колено, склонив непокрытую голову так низко, что прекрасные блестящие длинные локоны почти закрыли его фигуру. Король громко прочитал слова патента:
– Таким образом, мы оказываем честь означенному Руперту Морлэнду быть графом Чельмсфорда и бароном Мелдона. Надевая на него эту мантию и возлагая золотую корону, мы истинно даем это имя и титул ему и его наследникам мужского пола.
На плечи Руперта накинули мантию, и епископ Лондонский вручил графскую корону королю, который и возложил ее на голову мальчика, а затем поднял его с колен и расцеловал в обе щеки. Аннунсиате, насколько ей удалось видеть сквозь слезы, показалось, что король смотрит на Руперта с нежностью, граничащей с обожанием, и, вероятно, думает, как приятно иметь такого сына.
Руперт произнес слегка дрогнувшим голосом:
– Я искренне благодарю ваше величество.
Затем он отступил назад, совершив три низких поклона. После церемонии в Чельмсфорд-хаус был банкет, на который Аннунсиата пригласила всех, имеющих отношение ко двору. Потом был бал, а за ним – небольшой частный вечерний прием, на который прибыли король и королева. Это был изматывающий, но счастливый день.
Наутро пошли первые посетители, и весь двор был забит торговцами, желающими обслужить нового графа еще до того, как графиня выйдет из часовни. Весь день прибывали и отъезжали карсты, и только в два часа дня графиня с семьей смогли пообедать. После обеда Мартин с Кловисом исчезли по делам, а вечером они и Аннунсиата с Дейзи пошли на маскарад к герцогине Кливленда. Аннунсиата заметила, что Кловис был очень внимателен к Дейзи в течение всего вечера, и это внимание было приятно ей – девушка очаровательно вспыхивала при малейшем его проявлении. Безумно жалко, что родство не позволяет им пожениться, из них могла бы получиться великолепная пара.
Только после полуночи они прибыли в Пэлл Мэлл. Огромная черная карста герцогини остановилась у главного подъезда Чельмсфорд-хаус. Дейзи слегка оступилась, выходя из экипажа, и чуть не упала, но Кловис поддержал ее. Аннунсиата сказала:
– Завтра подольше оставайся в постели, ты еще недостаточно окрепла, а у нас впереди несколько тяжелых дней.
При их приближении большая дверь широко распахнулась, и входя в дом, Аннунсиата не заметила странного выражения лица дворецкого. Однако ее взгляд тут же остановился на сгорбленной фигуре у незажженного камина, и, поняв, кто это, она тихо спросила, заранее зная ответ:
– Что такое, Клемент? Что ты здесь делаешь?
Он приехал из Морлэнда, чтобы сообщить: три дня назад Ральф скончался – тихо, во сне.
Книга третья
Бдительный журавль
Я Правду отыщу свою не здесь,
А лишь когда померкнет Красота.
Все так же для меня ты будешь цвесть,
А я – любить тебя назло годам:
Мы будем – время пусть свою вьет нить —
С улыбкой спать и жить, чтобы любить.
Мэттью Прайор. Стихи
– Теперь, Арабелла, прекрати орать и немножко поработай, – сказала Хлорис.
Аннунсиата, собрав волю в кулак, чтобы хоть как-то помочь дочери, добавила, стоя с другой стороны кровати:
– Каролин не позволяла себе так голосить.
– Мне не выдержать этого, я сейчас умру. Я точно знаю, что сейчас умру, – простонала Арабелла, и ее стон тут же перешел в визг.
Для марта было очень тепло; в комнате стояла невыносимая жара, потому что горел большой камин, который топили всегда, когда кто-нибудь рожал. Кроме Аннунсиаты и Хлорис, здесь же находились Каролин, сочувственно державшая Арабеллу за руку, Дейзи, возбужденно покусывающая губы, Берч, кривившая рот, пытаясь скрыть эмоции, и Доркас, тихонько болтающая в углу комнаты с повивальной бабкой и ее девочкой. Аннунсиата могла поклясться, что пот под одеждой лил градом и с минуты на минуту выступит на платье, и если она сейчас же не глотнет свежего воздуха, то скончается на месте. Она сунула платок, которым утирала пот со лба дочери, в руку Хлорис и выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью.
Вся мужская половина домочадцев разбежалась по своим делам, внизу оставались только Мартин и отец Сент-Мор. Они играли в шахматы, хотя, по словам свидетелей, обступивших их с обеих сторон, большого внимания игре не уделяли. Оба озабоченно посмотрели на вошедшую Аннунсиату. Даже здесь, внизу, были слышны крики Арабеллы, слегка приглушенные расстоянием.
– С ней все в порядке? – спросил Мартин. – Что происходит?
– Она, должно быть, ужасно мучается. Бедное дитя! – с содроганием добавил отец Сент-Мор.
По роду службы, ему часто приходилось видеть страдания женщин во время родов.
– Капризы, – коротко сказала Аннунсиата. – В этой девчонке нет ничего, кроме испорченного характера и желания быть в центре внимания. Правда!
Она подошла к окну и распахнула его настежь, почувствовав прохладное прикосновение ветра, остужавшее горящие щеки.
– Не послать ли за доктором? – спросил Мартин. Аннунсиата глянула на него через плечо и подавила улыбку, догадываясь, что сейчас он чувствует себя виноватым. Что же, вполне обычное чувство для мужчины в тот момент, когда жена рожает. Его отношения с Арабеллой казались ей довольно странными: Мартин воспринимал ее больше как капризную дочь, нежели как жену. Она, без сомнения, ему нравилась, но ничего интимного в их отношениях не было. Аннунсиата поймала себя на том, что рада этому, хотя и не понимала почему.
– О Господи! С ней все в порядке. Как только она; решится немного помочь себе, все образуется. Временами мне кажется, что она представляет себя на сцене. Наверное, мне не следовало так часто водить ее в театр, когда мы были в Лондоне.
Наградой ей была мягкая улыбка Мартина, и она тоже улыбнулась ему.
– Ну, ладно. Успокойся. Арабелла визжит, как свинья, которую режут. – Видя, что отец Сент-Мор собирается протестовать против сравнения Арабеллы со свиньей, она быстро продолжила: – Но где же остальные? Неужели они бросили вас в такой тяжелый час?