Но отвели Молчуна не к легату, а прямиком к императорской палатке. Туда же доставили пленников — каждого теперь держали по два преторианца. Не только руки скрутили ремнями, но еще и за локти придерживали, и за волосы. Ликорма, отпущенник императора, забежал внутрь, пробыл недолго, вышел, откинул полог и сказал Молчуну:
— Заходи.
Потом сделал знак преторианцам — ввести следом за легионером пленников.
Император сидел на походном стуле. Лициний Сура — подле.
— Вот, оказывается, как собирался Децебал выиграть войну, — усмехнулся Траян, разглядывая связанных лазутчиков.
Рыжий был ранен тяжело — штаны чуть ли не до колен бурели натекшей из раны кровью. Жив был лишь благодаря своей удивительной силе. Стоять он не мог, висел на руках гвардейцев. Ветур же еще держался, хотя и раненный трижды, но легко, смотрел дерзко.
— У них есть сообщник, — сказал Молчун, повторяя то же, что сказал караульному. — То есть должен быть. Мы задержали этих людей как подозрительных, а они вырвались и бежали. Значит, кто-то помог.
— Этот рыжий — скорее всего, дак, — сказал Сура, разглядывая пленных. — А вот этот… — Он кивнул в сторону Ветура, — похож на римлянина…
— Дезертир, — фыркнул Ликорма.
— Допросить! — приказал император.
— Под пыткой, — добавил Сура.
— Дозволь мне, — предложил Молчун. — Я у наместника палачом целый год был.
Глаза его вспыхнули, как у рыси в темноте, — холодными зеленоватыми огоньками.
* * *
Приск лежал на походной кровати у себя в палатке, но не спал. Как и Кука, и Тиресий, и Фламма, что сидели тут же. Все искатели золота были в сборе, все мрачны, темны лицами. Стоявший на столе кувшин с неразбавленным вином уже опорожнили, Обжора притащил новый. Приск был мрачнее тучи. Точила центуриона стыдная мысль: не погонись они за золотым кладом — был бы Оклаций сейчас жив. С другой стороны, расчет был верный. Собирались они устроить пытку Эмпронию все вместе (Приск с Кукой должны были прибыть в условленное место вслед за Молчуном и Оклацием), да только Адриан срочно вызвал центуриона и Куку к себе. Фламме Приск поручил обыскать сумку фабра (ее легионеры унесли из палатки фальшивого Монтана). Обыскать на предмет чертежей или схем, способных указать местонахождение клада.
Фламма ничего не нашел — только крошечный кусочек пергамента, на котором было написано «Саргеция». Имя девицы? Или какого-то места в Дакии? Фламма так и не понял, но найденный клочок припрятал, чтобы потом показать Приску.
Теперь Фламма сидел в углу, всхлипывал и зачем-то раздергивал жилы, что сшивали квадраты кожи на пологе. Приск все порывался сделать ему замечание, но язык не поворачивался. Если Фламма не успокоится, то вскоре в палатке у центуриона будет миленькая такая квадратная дыра сбоку. Особый вход для друзей.
— А еще я грозил вычеркнуть его из списка на жалованье, — повторял Фламма раз за разом.
Сразу по возвращении в лагерь Молчуна Приск кинулся к Адриану, но тот не стал с ним разговаривать — только приказал ни ему, ни его бенефициариям никуда не отлучаться. И даже за телом Оклация никому из друзей не позволил ехать — послал похоронную команду.
Сейчас полог палатки был откинут, небо уже светлело. Вот-вот заиграют побудку.
Но еще до побудки явился Молчун. От него пахло костром, горелым мясом и кровью.
— Как поживают лазутчики даков? — спросил Приск у палача.
— Всех повязали. — Молчун схватил кувшин с неразбавленным вином, сделал большой глоток. — Что случилось, скажи? Почему эти двое оказались на свободе?
— Откуда мне знать? — огрызнулся Приск. — Мы с Кукой сдали их фрументариям, как дакийских лазутчиков. Полчаса объясняли дуракам, почему приняли этих двоих за людей Децебала. А потом Адриан нас вызвал к себе, и что было дальше — не ведаю.
— Наверняка дурни-фрументарии пленных заперли в эргастул да ушли, не подумали, что в лагере может быть третий, — предположил Кука.
— Третий и четвертый, — уточнил Молчун, плюхаясь на походную кровать центуриона. — Уже схватили голубчиков. Под пыткой ничего не сказали, ну да ладно — Ветур не подвел, выложил весь их план.
— Значит, так, лазутчиков приперлось четверо, — резюмировал Кука рассказ Молчуна, — но кто знает, нет ли пятого?
— Пятым должен был стать Эмпроний, но бежал, — сказал Молчун.
— Траян поверил в то, что его любимый Монтан — всего лишь бывший доносчик с подлой душонкой? — спросил, ни к кому не обращаясь, Приск.
Ответить ему никто не успел: вместе с сигналом трубы в палатку прибежал Зенон и вызвал Приска к Адриану.
Легат Первого легиона выглядел странно, не то что расстроенный, а какой-то растерянный, он что-то спешно записывал в табличках. Полог палатки был поднят, но светильники все еще горели.
— Эмпрония лучше найти, — сказал Адриан.
— Уже послали погоню.
— Что ж ты его не ищешь? — Адриан вновь вернулся к своим записям. Впрочем, ничего он не записывал — а просто карябал воск — верный знак, что едва сдерживает бешенство.
— Ты приказал лагерь не покидать, — кратко ответил центурион.
— Но ты и не просился в погоню. Интересно знать, почему?
— Каждая встреча с Эмпронием мне приносит беду. Может, Судьба сама его уничтожит, и мне не след мешаться у нее под ногами.
— С каких пор ты стал так суеверен, центурион?
— С тех пор как погиб Оклаций.
Странный получался разговор с Адрианом. Адриан спрашивал вовсе не то, что его интересовало, а Приск говорил не совсем то, что думал. Не врал, нет, но именно так — не совсем то, что хотел.
— Не сваливай на Рок накопленную муть в душе. А то однажды утром заявишь, что Рок не дозволяет идти в битву, — отрезал Адриан. — Ты что-то недоговариваешь, центурион, что-то скрываешь. И я хочу знать — что…
— Не планы Сармизегетузы — это точно! — попробовал отшутиться Приск.
Адриан, еще мгновение назад пылавший гневом, рассмеялся. Все верно, центурион не лгал: зарисовки укреплений дакийской столицы Приск выложил перед легатом Первого легиона в первую же их встречу после прибытия Адриана на лимес. Подробные планы, тщательно вычерченные.
— Надеюсь, ты меня не разочаруешь, центурион… — прищурился Адриан.
Подозрительность легата Первого легиона и склонность к быстрой смене настроений была всем известна.
— Обещаю, — проговорил Приск, глядя в землю.
Выйдя из палатки Адриана, Приск так и не понял, правильно ли он поступил, не рассказав Адриану о золотом кладе. Несколько мгновений он даже сомневался — не вернуться ли, чтобы поведать будущему императору о тайне Монтана. Но, еще пару мгновений поразмыслив, решил, что возвращаться не стоит: слишком большие расстояния отделяли лагерь Траяна от гор, где укрыто золото. Слишком много дней и даже месяцев до того момента, когда можно будет начать поиски. И так в тайну посвящено слишком много людей. Если Адриан обо всем узнает, то проведает непременно и его вольноотпущенник Зенон… И — возможно — Траян, а вместе с ним непременно Сура… Утечет тайна, утечет горным ручьем, а вместе с ней вожделенная награда. Вспомнит ли император спустя год, кто первым сообщил Траяну о золоте?
