Саймон обнял ее и голос его непривычно дрогнул:
— И ты пришла, чтобы предупредить меня, Марго?
От волнения она прижала к груди руки:
— Ох, уйдешь ты, наконец, отсюда?
— Я не боюсь этого подонка. Слышишь, как он сопит в кустах? — тихо сказал Саймон. — Я уйду, если и ты уйдешь со мной.
Резко отстранившись от него, она с облегчением вздохнула:
— Тогда иди справа от меня! И торопись.
В тот же миг он круто повернулся в противоположную сторону и, обнажив меч, крадучись, как пантера, двинулся в столпу живой изгороди. Маргарет осталась возле солнечных часов, дрожащая от испуга и не смеющая вскрикнуть, чтоб не предупредить врага или врагов о приближающейся опасности. Она увидела, как Саймон прыгнул вперед — так, словно в нем распрямилась какая-то сильная пружина, и всадил свой меч в изгородь. Раздался приглушенный крик, сменившийся шумом возни и топотом ног, который быстро удалялся. Вернулся Саймон, вытер свой меч о траву и вложил его в ножны. Потом подошел к Маргарет.
— Скажи, ты пришла предупредить меня только из благодарности? — спросил он.
Маргарет выпрямилась, опершись о стержень солнечных часов, и устремила на Саймона суровый взгляд.
— Какая-то странная у тебя ненависть, — продолжал Саймон, недоуменно разведя руками. — Это действительно ненависть?
У Маргарет подкашивались колени.
— Да, ненависть, ненависть! — задыхаясь, выкрикнула она. — Ах, что я говорю? Это была благодарность! Я никогда не уступлю, никогда! — она отпрянула от него. — Не прикасайся ко мне! Я не могла допустить, чтобы он убил тебя, не могла, но и и… Мне плохо… — она покачнулась и упала бы, не подхвати ее Саймон на руки. Маргарет еще пыталась противиться этому, протестующе вскрикнула, но вдруг обмякла, и голова ее безжизненно откинулась назад.
Саймон быстро отнес Маргарет в замок на глазах у удивленных слуг, и поднялся по лестнице, ведущей в покои Маргарет. Здесь он увидел Жанну и Элен.
— Это только обморок, — сказал он, чтобы успокоить их. — Наверное, дает знать о себе рана.
— Уложи ее в постель, — распорядилась Жанна, взбивая подушки.
— Она прибежала в сад предупредить меня, что в кустах прячется кто-то и хочет меня убить. Она невредима. Я тоже. Присмотрите за ней, мадемуазель.
Жанна мельком улыбнулась.
— Хорошо, милор’,— чинно ответила она и проводила уходящего Саймона лукаво заблестевшим взглядом.
Маргарет открыла глаза и глубоко вздохнула.
— Жанна? Скажи, он невредим? — озираясь вокруг, она попыталась встать.
Жанна мягко, но настойчиво уложила ее снова.
— Да, дорогая, он невредим. Это он принес тебя сюда.
Маргарет совсем обессилела, лежала притихшая, с закрытыми глазами. Потом она вдруг снова открыла глаза и грустно взглянула на Жанну.
— Я… сумасшедшая, — сказала она, и губы ее задрожали. — Мне и вправду все равно — живой он или… Ох, у меня кружится голова. Жаннета, я плачу, что со мной?
— Это любовь, — тихо ответила ей Жанна и нежно поцеловала ее.
Глава XVII
Отъезд Саймона. Графиня Маргарет и ее кузен
Джеффри появился перед Саймоном чем-то очень взволнованный, а следом возник томный и невозмутимый Алан.
— Саймон, что я слышу? Это правда, что кто-то пытался тебя убить? — с места в карьер начал Джеффри.
— Да, — какой-то ублюдок, которого подкупил шевалье, — спокойно улыбнулся Саймон и взглянул на Алана. — Ты был прав, о мудрейший из мудрых!
— Разумеется, — безмятежно отозвался Алан. — Что собираешься делать?
— Еду в Байо.
— Я не о том. С несостоявшимся убийцей что будешь делать?
— Да, что? — поддержал Алана Джеффри.
— Ничего. Я не знаю, кто это был, и у меня нет никаких доказательств и улик. Пусть шевалье будет доволен уже тем, что я уезжаю.
Джеффри такой ответ не удовлетворил:
— Я бы его прихлопнул! — предложил он Саймону.
— Так далеко моя власть не простирается. Он стал бы отрицать обвинение, а хозяйка здесь теперь — леди Маргарет.
— Саймон, к чему тебе это великодушие? — воскликнул Джеффри. — Что случилось с тобой?
— Бог знает. Слишком уж шевалье ничтожный, по-моему, чтобы мстить ему. Достаточно просто его не замечать. Но когда я уеду, ты все же будь осмотрителен, Джеффри.
— Мне совсем не хочется оставаться здесь за тебя. Оставь лучше Хантингдона, а меня возьми с собой.
— Хантингдон слишком молод. К тому же тебе здесь будет хорошо с твоей Жанной, а то она рассердится на меня, если я теперь разлучу вас.
— Ты и в самом деле здорово изменился, Саймон, — удивленно уставился на него Джеффри.
— Возможно, — пожал плечами Саймон.
* * *
Намного позднее в тот же день к Саймону пришел Гастон, уже восстановивший силы и пребывавший в приподнятом настроении. Саймон принял его с видимым безразличием, но Гастон сделал попытку поцеловать ему руку.
— Ах, милорд, славно у Вас получилось с этим Раулем. Об одном жалею — не я убил эту жабу!
Саймон улыбнулся:
— Ничего, Гастон, ты свое дело сделал, а Рауля за тебя убил я. Ты смелый человек. Что могу я для тебя сделать?
— Я думаю, сэр, если уж служить кому-то, так это вам. Если хотите, я могу служить в вашей охране или пойти к вам в лучники. Стрелять из самострела я обучен.
Саймон решительно кивнул:
— Ладно. Раз я гожусь тебе в господа, то ты годишься служить у меня. И графине ты тоже предан.
— Я Гастон и служу тому, кому хочу и кто сам этого хочет, — ответил гигант. — Только мне кажется, недалек тот день, когда я смогу назвать вас и графиню своими господами, а не служить разным господам.
— Может быть, — прохладно ответил Саймон, берясь за перо, чтобы внести Гастона в список людей, находящихся у него на службе.
* * *
И день отъезда он пришел в беседку мадам Маргарет и застал ее там, полулежавшую на кушетке, бледную и подавленную. Увидев на Саймоне панцирь, она изменилась в лице, и губы ее дрогнули.
— Я пришел проститься с тобой, Марго, — тихо сказал он.
Она встала с кушетки:
— Вы… уезжаете в Байо?
— Да. Наконец-то ты избавишься от меня.
— Вы… вы больше не вернетесь? — на ее глаза навернулись слёзы.
— Вернусь, если Богу будет угодно. Но если так случится, что я погибну в сражении, вспоминай обо мне, Марго, и знай: если я обижал тебя и причинял тебе вред, то не по своей воле. И помни еще, что я нежно любил тебя, — неожиданно он опустился на колено и поцеловал ее холодную руку. — И не мучай тут без меня Мэлвэллета, — сказал он, пряча улыбку. — Пожалей его, ему твой нрав не по плечу.
