Святилище богини плотских утех – отныне он высочайшим приказам назван по-новому: «Храм любви» – выстроили быстро, буквально в течение месяца, не надо ведь было возводить пирамиду, обошлись одним зданием да алтарем… До смеха напоминавшим барную стойку, за которой на полках стояли высокие кувшины с вином и слабенькой бражкой. Да, еще был продукт перегонки, тот самый, который Куэкальцин Четыре Пера пышно именовал коньяком.
Вот сюда-то как-то с утра и заглянули тлатоани и жрец. Оставив охрану снаружи, приятели вошли внутрь посмотреть, как идут дела, ну и заодно, как они теперь полюбили выражаться, «хлопнуть по рюмке». Не где-нибудь «хлопнуть» – в баре! Сиречь – в храме любви.
Внутри ходко шла работа. Таская кирпичи и корзины с известкой, деловито сновали подмастерья, художник – высокий меланхоличный парень, чем-то напоминавший Хемингуэя, только без бороды, – прищурившись, орудовал длинной кистью, рисуя за колоннами фреску – какой-то радостный фон.
– Эй, парень. – Усевшись на низенькую скамью, Асотль ухватил за локоть пробегавшего мимо парнишку. – Хозяйка где? Жрица?
– В подвале, любезнейший господин. Только что привезли вино, и…
– Понятно, – хохотнул Куэкальцин. – Похоже, нас тут не узнали.
– Вот и славно – сейчас спокойненько посидим, «хлопнем по рюмашке».
– Так вам позвать жрицу? – Паренек все не уходил.
– Ну позови, раз уж ты так хочешь… Только особо не торопи – мы подождем.
Жрец осторожно положил на скамью некий продолговатый предмет, сверток, который до того таскал с собой под мышкой, вызывая вполне законное любопытство своего царственного спутника. Интересно, что там такое? Асотль пока не спрашивал – знал, жрец рано или поздно расскажет все сам. Вот, похоже, начал… Нет, не то – заговорил вдруг о Кецалькоатле. Про то, какой это замечательный, вовсе не злобный бог, не требующий кровавых жертв и призывающий всех жить в мире.
– Представляешь, он еще говорил о… Скажем так, бесклассовом обществе, если пользоваться терминологией Маркса…
– Вы знаете Маркса?
– Ну, полноте… Не только его – вообще всех левых, в мое время это было модно: Че Гевара, Мао Цзэдун… Маркузе, Теодор Адорно, вообще вся «франкфуртская школа»…
Асотль не слушал… Широко распахнув глаза, он смотрел на художника. Точнее, на то, что он рисовал… Некий пейзаж, что уже само по себе было весьма странно для ацтека.
Не говоря уже о самом пейзаже: холм, крыши домов, белый, сверкающий на солнце храм, выстроенный в византийском стиле…
Куэкальцин Четыре Пера перехватил взгляд:
– Хм… Какой-то знакомый пейзаж, вы не находите?
– Знакомый? Пожалуй, слишком.
Донельзя взволнованный, Асотль подошел к художнику:
– Что ты рисуешь?
– Это? – Парень обернулся. – Сам не знаю что, господин.
– Как это ты не знаешь?
– Просто великая жрица сама сделала набросок углем… Ну, кое-что пояснила.
– Жрица?! – ахнул вождь. – Тла-Тла?
– Да, именно так ее все и зовут. А вон она, кстати, идет…
Завидев высоких гостей, девушка поклонилась и юркнула за алтарь – за стойку… В красивом легком платье с узеньким пояском, с накрученными кудряшками, вся такая изящная, улыбающаяся, обладающая неким неповторимым шармом. Господи! Асотль ведь с нею общался. Как же раньше-то не догадался? Не о том думал?
– Бонжур, мадемуазель, – подойдя к стойке, светски поздоровался вождь. – Пожалуйста, налейте нам кальвадос или пастис…
– Бонжур, месье… Так вам пастис или кальвадос? Ой…
А дальше они уже сидели втроем, тлатоани и жрец взахлеб расспрашивали Женевьеву… Женевьева Тлатье, именно так звали там, в Париже пятидесятых…
– Вы знаете, он был странный, тот парень, появившийся тогда в нашем кафе, знаете, на улочке рядом с фуникулером, сразу в виду Сакре-Кер…
– Потому вы и велели изобразить здесь этот храм?
– Ну да. Ностальгия, знаете ли…
– Так он догнал вас, тот парень?
– Увы… – Девушка передернула плечами. – Ужас… просто ужас… Я только и помню, что удар и темные воды Сены… Этот гад сбросил меня с моста Бир-Хакейм.
– Далеко же вы ушли с ним с Монмартра!
– Знаете, парень мне чем-то понравился… Так ведь бывает. К тому же я – свободная женщина, что бы там ни думала себе старая грымза Мидо, хозяйка кафе… Он что-то хотел на бульваре Гренель, с кем-то встретиться, а потом… Потом дело, наверное, дошло бы до чего-нибудь большего… Так ведь и дошло! Брр! Только, к сожалению, вовсе не до того, о чем я думала.
Тла-Тла – Женевьева – говорила о сексе легко и свободно, как истинная парижская эмансипе… Впрочем, и здесь эта тема вовсе не являлась табу.
– А потом я чуть не сошла с ума, хотя теперь понимаю, что мне очень повезло с храмом… С той девушкой, в которую я… Которая – я…
– Мы знаем…
– Вам принести еще вина, господа?
– Лучше бы коньяку, ну, того самого… Найдется у вас?
– Для вас – всегда! – С радостным смехом Тла-Тла упорхнула за стойку.
Поистине, в ее жизни сегодня произошло чудо.
– Вы, кажется, что-то говорили о Кецалькоатле? – в ожидании возвращения девушки напомнил Асотль.
Жрец хитро ухмыльнулся, разворачивая свой сверток:
– Думаю, что я вас сейчас удивлю, друг мой. Хотя после этой вот встречи… Вот, взгляните…
В свертке оказалась шкатулка, из которой Куэкальцин вытащил потрепанный и потертый блокнот, по виду очень и очень старый.
– Осторожней с листами. Вы читаете по-немецки?
– Нет, а что это?
– Это?! Это дневник бога! – Жрец торжествующе посмотрел на еще мало что понимающего парня. – Кецалькоатль… Великий бог тольтеков, ацтеков и майя – на самом деле немец.
– Немец?
– Да… он попал сюда лет триста назад. Эрих Краузе, профессор математики из Берлина. Из Восточного Берлина, из тех времен, когда еще была Стена. Кстати, к вашему сведению, коммунист, красный…
Красный Кецалькоатль – вот эту новость нужно было срочно чем-то запить! Запить срочно!
– Эй, Женевьева! Тла-Тла! У нас когда-нибудь будет коньяк?
– Несу! Уже несу, господа!
Ацтлан – легендарная прародина ацтеков на северо-востоке нынешней Мексики.
Кальмекак – привилегированная школа для детей знати.
Кальпуллек – староста кальпулли.
Кальпулли – городские кварталы с компактно проживающими в них социальными группами.
Макуавитль – деревянный меч с обсидиановыми вставками.
Масеуалли – свободные общинники – ремесленники и крестьяне.
Меши – легендарный вождь ацтеков.
Науа – языковая группа, в которую входили ацтеки, колуа, шочимильки и пр.
Пилли – «дети господ», освобожденные от налогов: аристократы, государственные чиновники, вожди, жрецы.
Пипильтин – учитель в тельпочкалли.
Почтека – купцы, торговцы.
