С той поры он мог рассчитывать только на свое перо. Он был талантлив и умел угождать сильным мира сего, а потому жил безбедно в своем доме на улице Тиксандри. Вокруг его инвалидной коляски собиралось блистательное общество: бывать у него считали за честь самые прославленные писатели и признанные остроумцы. К Скаррону частенько наведывались маркиза де Севинье, госпожа де Ла Сабльер, Нинон де Ланкло, Марьон де Лорм, Скюдери, Вивон, Пелисон, Гра-мон и множество других знаменитостей эпохи.
Чтобы не умереть с голоду, Франсуаза д'Обинье, ангел в человеческом облике, согласилась выйти замуж за это чудище. Никто не узнал о том, что чувствовала юная невеста во время венчания… Госпожа Скаррон сумела понравиться влиятельным друзьям поэта. Этого мало: она добилась того, что все посетители литературного салона ее мужа стали относиться к ней с восхищением и уважением.
В 1660 году Скаррон объявил друзьям и родным, что скоро умрет, сказав им в утешение: «Вы никогда не будете столько плакать обо мне, сколько я заставлял вас смеяться!»
Он сам написал себе эпитафию, которая гласит:
Тот, кто здесь спит,
Более достоин жалости, чем зависти,
И тысячекратно претерпел смертные муки,
Прежде чем оставить жизнь.
Прохожий, не шуми здесь,
Постарайся, чтобы он не проснулся,
Ибо это первая ночь,
Когда спит бедный Скаррон.
В дверь Франсуазы снова постучалась нищета. Однако же вместо нее в дом вошла госпожа удача…
Анна Австрийская назначила урожденной д'Обинье пенсию в две тысячи ливров, а маркиза де Монтеспан, в то время безраздельно владевшая сердцем Людовика XIV, по рекомендации друзей покойного поэта доверила его вдове воспитание сына, которого только что подарила коронованному возлюбленному. Отныне при рождении очередного бастарда[59] его немедленно отдавали под опеку госпожи Скаррон.
В 1673 году король принял решение узаконить своих внебрачных детей. Это было сделано по политическим мотивам, однако и воспитательница обрела теперь официальный статус. Ей был предоставлен замок, и она получила титул маркизы де Ментенон.
Великому королю, как это ни странно, не везло с женщинами. В юности он пылал безнадежной страстью к Марии Манчини, племяннице Мазарини, на которой не мог жениться, ибо кардинал, исходя из государственных соображений, наложил вето на этот матримониальный проект. Мадемуазель де Фонтанж была красива, но глупа; королева Мария-Терезия уродлива, груба, с гнилыми зубами, толстая и неповоротливая, поглощавшая в огромных количествах чеснок и шоколад; мадемуазель де Лавальер не сумела привязать его к себе надолго; а госпожа де Монтеспан отличалась злобным нравом, была низкой жестокой интриганкой и не гнушалась даже преступлениями…
Как случилось, что Король-Солнце, будучи уже на пятом десятке, обратил внимание на маркизу де Ментенон, которая была его старше? Он говорил ей: «Вы моя безмятежность». Она была для него скорее нежным другом, нежели возлюбленной. Госпожа де Севинье писала, что благодаря этой женщине он познал новый, неведомый ему прежде мир — бескорыстной привязанности, естественности и легкости общения…
Есть и еще одна причина. Короля окружают люди эгоистичные, со своими страстями и вожделениями. Он одинок, ужасающе одинок. Никто не любит его ради него самого. Каждый — будь то мужчина или женщина — стремится приблизиться к нему, дабы извлечь какую-нибудь выгоду.
Маркиза де Ментенон ничего не просила и ничего не желала. Она была счастлива тем, что имеет.
Когда Людовик в 1683 году, через два года после смерти королевы, попросил ее руки, она дала согласие с большим трудом. «Мне нужна, — говорила она, — только ваша душа: не для себя самой, но для того, чтобы вручить ее Господу… В этом моя единственная цель. Лишь ради нее я буду жить, буду рядом с вами». Слова ее были искренними…
Вот так и произошло событие, неслыханное для Франции, где монархическая власть вознеслась на недосягаемую высоту: Великий король женился на вдове «безногой каракатицы»…
Королевой госпожа де Ментенон не стала. Она не приняла помазания.
Но Людовик XIV работал в ее покоях вместе со своими министрами и часто спрашивал у нее совета.
Между тем именно к маркизе де Ментенон, морганатической[60] супруге короля, его «безмятежности» мчалась в наемной карете ядовитая и смертельно опасная, словно змея, хозяйка притона «Сосущий теленок». Злобой было искажено ее лицо, и ярость бушевала в ее сердце.
Шел сильный дождь. Серое небо, казалось, навалилось на верхушки деревьев в лесах Медона и Сен-Клу. В душе госпожи Миртиль царило такое же ненастье, как и в природе.
Она в бешенстве говорила себе: «Проклятый Лагардер! Неужели ты всегда будешь стоять у меня на дороге? Вот уже в третий раз я оказываюсь на краю пропасти, трепещу и дрожу из-за тебя! Я сделаю все, чтобы четвертого раза не было! С таким человеком нельзя сражаться лицом к лицу. Итак, следует прибегнуть к хитрости! Мне нужна его жизнь!»
Она еще раз пересчитала свои поражения: Армель, спасенная из реки, которая в любой момент может засвидетельствовать, что ее отец, войдя в «Сосущий теленок», не вышел оттуда; неудачный поджог «Театра Маленькой Королевы», благодаря которому эта юная танцовщица и ее горбун обрели могущественную покровительницу; наконец, недавнее сражение в кабачке и участие в нем одного из береговых братьев с Тортуги — капитана Турмантена.
Стычка имела самые печальные последствия. После того как ночная стража прошла по улице Балю, Марсель де Ремай и Жоэль де Жюган вынесли тело Эстафе, из которого шпага Анри выпустила всю кровь, словно из поросенка. Они намеревались бросить труп в Сену, но по какому-то невероятному стечению обстоятельств стражники не двинулись, как обычно, по набережной Ферай, а, сделав полукруг, вновь вернулись к притону Злой Феи.
Они потребовали объяснений. Откуда шли? Что собирались учинить с мертвецом? Жоэля и Марселя тут же препроводили в Шатле, труп был брошен в придорожной канаве, а стража вошла в кабачок «Сосущий теленок».
Они увидели лужи крови на полу и с полдюжины раненых, которые были наспех перевязаны своими товарищами, а теперь пытались заглушить боль вином.
— Очень хорошо! — произнес старший стражник. — Потасовка… поножовщина… раненые… мертвец… попытка спрятать труп… позвать сюда хозяйку этого заведения!
Миртиль пришлось выйти к ним. Супруга Годфруа Кокбара нарядилась в парадное платье и сверкала всеми своими драгоценностями. Стражники сняли шляпы. Она сознавала, что была бы арестована немедленно, если бы не поразила стражу своей красотой и роскошью одеяния.
