– А что делается в замке Морлэндов? – спросила Кэти, стараясь не смотреть Руфи в глаза.
– Арабелла страдает от ревматизма. Кингкап укусил Ральфа за плечо, и оно никак не заживает – Арабелле даже пришлось зашивать рану. У Эдмунда начался сильный кашель, а Ральф-младший собрал целую ораву мальчишек из школы, уговорив их похитить соты с медом на пасеке – при этом только его не изжалили пчелы, а что еще можно было ожидать от этого озорника? Элизабет скучает по тебе. – Руфь пристально посмотрела на Кэти. – Почему бы тебе не навестить ее? Поезжай туда на Рождество. Зачем сжигать все мосты?
Кэти не ответила. Она не могла допустить, чтобы семья пренебрегала ее мужем, но признаться в этом было так же невозможно, как и позволить такое пренебрежение. Вместо этого Кэти спросила:
– Что нового о Ките и его поездке?
– Он получил обратно свои земли – разве ты не слышала?
– Откуда я могла услышать? Кто мог сообщить мне?
Руфь пропустила этот упрек мимо ушей.
– Бедный Фрэнк, – продолжала она, – ему так хотелось устроить побоище – особенно после столь легкого похода на Лондон. Он вместе с Китом и Криспианом собрал всех своих людей, разбил лагерь неподалеку от замка и разработал атаку, подобно принцу Руперту, пытающемуся завоевать Австрию! И когда, наконец, они выступили маршем, шотландцы просто разбежались.
– Не очень-то это похоже на шотландцев, – заметила Кэти.
– Кажется, это был просто цыганский табор. Люди, которые первыми захватили земли Кита, вскоре покинули их – земли оказались неудобными и слишком большими, чтобы следить за ними без достаточного количества слуг. Поэтому земли остались без присмотра, и вскоре там поселились цыгане. Кит сказал, что нашел поместье в ужасном состоянии – там стояла вонь, способная убить христианина, так что единственной битвой, которую пришлось выдержать войску Кита, была битва с грязью и запущенностью. Фрэнк и Криспиан вскоре вернулись домой, а Кит пробудет в Шотландии еще несколько месяцев, пока не приведет все в порядок и не найдет подходящего управляющего, способного вести дела в его отсутствие. Однако судя по письмам Кита, вряд ли он будет надолго уезжать из Шотландии – теперь его дом там, а у нас он будет бывать только изредка с визитами. Кэти кивнула, не сводя глаз с крокусов, как будто ничто другое не интересовало ее.
– А теперь мне пора, – заключила Руфь, – иначе мой жеребец оборвет привязь. Надо ли передать нашим, что с тобой все в порядке?
– Да, – кивнула Кэти. Казалось, ей больше нечего сказать, но когда Руфь ступила на порог, она добавила: – Спасибо, что вы навестили меня.
Руфь ответила странной, похожей на гримасу улыбкой, и вышла, не добавив ни слова.
Когда вечером Макторп вернулся домой, Кэти сразу поняла по его настороженному поведению, что он знает о приезде Руфи. Не давая ему возможности первым задать вопрос, Кэти сказала:
– Сегодня у меня была гостья – моя кузина Руфь из Шоуза.
– Что ей было надо? – грубо спросил Макторп. Защитным движением он сгорбил плечи, и это напомнило Кэти озябшую птицу на голой ветке.
– Она хотела посмотреть, все ли со мной в порядке, и предложить мне свой дом, если я захочу уехать от вас, – равнодушно ответила Кэти.
Макторп сгорбился еще сильнее.
– И что же вы ей ответили? – угрюмо пробормотал он. – Что приедете?
Кэти взглянула на мужа.
– Я никогда не обманывала вас, даже из лучших побуждений, что иногда бывает между мужем и женой. Почему же вы тогда не доверяете мне? Если бы я хотела уехать, я бы сделала это.
– Если вы хотите уехать, у вас найдется немало оправданий, – заметил Макторп, понижая голос, и его глаза стали испуганными и растерянными.
– Я не вижу причин для своего отъезда, – спокойно отозвалась она.
– Незавершенный брак – это не брак, – возразил он. – Вы можете оставить меня и получить развод.
– Я не хочу оставлять вас. Я ваша жена.
– Не совсем...
– Об этом знаем только вы и я. Неужели вы думаете, что я признаюсь в этом кому-нибудь еще? Как бы там ни было, я считаю себя вашей женой.
Макторп шагнул к ней, продолжая горбить плечи, с униженными и просящими глазами. Его вид неприятно поразил Кэти – она ненавидела его любовь и зависимость от нее, и даже не потому, что он был груб и неотесан, а потому, что она не могла отвечать на его чувство. Ее раздражала способность этого человека любить, не будучи любимым, и была ненавистной необходимость быть благодарной ему за доброту. Такой Кэти была всю свою жизнь – ей всегда хотелось оставаться гордой и независимой.
– Кэти, – испуганно пробормотал он. Когда Макторп подошел ближе, Кэти уловила запах его тела – он был уже не отвратительным, хотя еще довольно сильным. От него пахло потом, лошадьми и табаком. Сегодня вечером или на следующий день он должен был помыться – Макторп никогда не забывал об этом с тех пор, как Кэти однажды спокойно и решительно напомнила ему. – Кэти, вы же знаете, я никак не могу справиться с этим...
– Знаю, – отозвалась она.
– С другими девушками... то есть другими женщинами – вы знаете, о чем я говорю... но вы... потому что...
– Знаю, – повторила Кэти. Она и в самом деле знала: Макторп никогда не общался с приличными женщинами. Он умел вести себя с уличными потаскушками или со служанками, но Кэти, неказистая, плоскогрудая Кэти, смущала его. Макторп любил свою жену. Кэти отчаянно хотелось забыть о веренице их ночей – о неумелых ласках и мучительных прикосновениях, повторных попытках и повторных неудачах, забыть о его унижениях, почти рыданиях. Ее тело, желанное и недосягаемое, оставалось холодным и неподвижным барьером между ними. Кэти хотелось стереть из памяти все воспоминания, закрыв на минуту глаза, но она боялась, как бы муж не догадался, о чем она думает, поэтому она смотрела прямо в лицо Макторпу, не видя его.
– Кэти, – вновь заговорил он, и внезапно его слова прервал приступ кашля. Этот кашель продолжался довольно долго, давая Кэти возможность на время отвернуться. Наконец Макторп сплюнул в огонь, и тут же его лицо стало виноватым: – Простите.
– Ваш кашель усилился? – спросила Кэти.
– По крайней мере, мне не стало лучше, – пожал плечами Макторп. – Всех теперь донимает кашель. Сегодня в городе...
– Сегодня я дам вам меду, чтобы прогреть горло, а перед сном натру грудь гусиным жиром, – решительно заявила Кэти. Макторп не улыбнулся, но его глаза радостно блеснули в ответ на ее слова. Поскольку он не был с ней близок, их отношения все больше напоминали отношения отца и дочери, причем это делало Макторпа старше его лет.
Проснувшись, Аннунсиата обнаружила, что постель рядом с ней вновь пуста – значит, Хьюго так и не вернулся» Она была уже слишком неповоротлива, чтобы принимать участие в светских развлечениях, но по-прежнему настаивала, чтобы Хьюго не пропускал их, и иногда он возвращался домой чересчур поздно. Однажды он вообще не пришел ночевать и появился только на следующее утро, когда Аннунсиата ела крыжовник, чтобы сообщить, что он ночевал у Кинстона, не желая тревожить ее так поздно. Аннунсиата скучала по нему, скучала по теплу его тела в постели, скучала по его ласкам, однако утешала себя тем, что после родов Хьюго снова будет рядом с ней. Нельзя же было заставлять его просиживать каждый вечер в ее комнате, бездельничая и умирая от скуки. Аннунсиате стало тяжело подниматься даже днем, и Хьюго продолжал поиски дома один, пока, наконец, не выбрал небольшой особняк на Кинг-стрит и не оставил его за собой. Поэтому и днем он частенько уходил. Аннунсиата была разочарована тем, что не может помочь мужу, но тот объяснял, что дом должен быть готов к переезду сразу после рождения ребенка.
