— Ах ты! — Приск кинулся к опциону. — Ты что, гад! Продал записи Валенса?
— О чем ты? — Опцион глянул на Приска невинно-лживыми глазами.
— Дрянь продажная! — прошипел сквозь зубы Приск.
— Что, донесешь? — хмыкнул опцион. — А я скажу, что ты украл свитки.
Глумливая усмешка тронула губы Скарабея.
Что с него взять, Жук он и есть Жук, отслужит без проблем положенный срок, выйдет в отставку, еще богаче Валенса будет.
Приску очень хотелось его раздавить, чтоб услышать, как треснул мерзкий панцирь. Но сдержался, понял, что лишь накличет на свою голову новую беду, а до истины так и не докопается. Пусть Валенс разбирается, когда вернется. Но Валенс в тот день из канабы не вернулся.
* * *
Вечером, когда вся «славная восьмерка» собралась в бараке, Приск рассказал о странной встрече и высказал свои предположения. О соперничестве центуриона из-за девицы упоминать не стал, сказал лишь, что Нонния Валенс опасался, и, как видно, опасался не зря.
— Что он может сделать? — пожал плечами Малыш.
— Давайте, — предложил Кука, — насочиняем на него еще пять свитков полного бреда да подкинем ему — пусть читает, пока не околеет от злости!
— Точно-точно, — подхватил внезапно развеселившийся Квинт, — напишем, что он шлет каждый день сообщения за реку, а Децебал платит ему чистым золотом. Пускай попробует оправдаться.
Кажется, только Приска да Тиресия происходящее не веселило.
— Кто-нибудь сегодня идет на ночь веселиться в канабу из знакомых? — спросил Приск Тиресия. — Надобно передать записку Валенсу.
Но знакомых не нашлось — пришлось сунуть взятку караульному. Приск помчался бегом в канабу — искать своего центуриона. Нашел. Но что толку! Тот был пьян как грек, валялся в обнимку с какой-то девкой и ничего не понимал из того, что пытался втолковать ему Приск.
Легионер нацарапал на восковых табличках записку и положил поверх брошенного на пол плаща центуриона: оставалось надеяться, что Валенс к утру все-таки проспится. Хотя вряд ли… Если Валенс уходил в канабу, то непременно на несколько дней. Приск наконец понял, почему центурион с таким опытом и умением все еще командует самой младшей центурией: начальство сквозь пальцы смотрело на загулы в канабе, но не продвигало Валенса наверх.
Приск помчался в лагерь — надо было вернуться прежде, чем сменится из караула первая ночная стража.
* * *
На другой день Валенса так все и не было.
Во второй половине дня Квинт и Скирон укладывали черепицу на крыше новой мастерской, когда внизу остановился центурион Нонний.
— А ну-ка, быстро слезай сюда! — приказал центурион.
— Кто? Я? — спросил Квинт, почему-то решивший, что претензии есть именно к нему — не так кладет черепицу, недостаточно быстро кладет или еще что-то… он все время ожидал взысканий, хотя Валенс порой старался не замечать его неуклюжести.
— И ты тоже! — прикрикнул Нонний. — И ты! — указал палкой на Скирона.
Оба легионера спустились по приставной лестнице вниз.
— Слушаю, центурион! — вытянулся Скирон.
— Слу… — начал было Квинт, но не успел досказать.
Палка центуриона обрушилась на лицо Скирона — разбивая губу и выбивая зубы.
Квинт в ужасе отскочил — кровь изо рта Скирона брызнула на него.
Даже видавшие виды ветераны из центурии Нонния, что пришли с ним, ахнули.
Скирон рухнул на землю.
— За что? — потрясенно пробормотал Квинт.
— Страх — вот единственный способ держать вас в узде, скотов! — рявкнул Нонний.
Ни Квинт, ни Скирон ничего не понимали.
Нонний вновь поднял палку и ударил лежавшего Скирона. Метил по голове, удар получился по плечам.
И тут произошло нечто невероятное — безоружный Квинт сорвал с себя ремень и, намотав конец на руку, принялся хлестать Нонния, отгоняя зверя от лежащего товарища.
— Не смей! Не смей! — орал он, срываясь на визг и размахивая ремнем.
— Бунт! — заорал центурион так, будто весь лагерь поднялся против его власти. — Взять его! — приказал Нонний своим подручным.
Квинта вмиг скрутили, вывернули руки.
— К столбу! — последовал приказ.
Холодная улыбка раздвинула губы Нонния — зверь был доволен.
Квинта проволокли по мостовой и прикрутили к столбу, сорвали тунику. Денщик прибежал, принес прутья — Нонний обожал сечь лично.
Примеривался долго, облизывался, предвкушая. Нанес первый удар сильно, с оттягом. Квинт заорал.
Скирон тем временем успел прийти в себя. Зажимая разбитое лицо ладонями, кинулся искать Декстра, поскольку знал, что Валенса в лагере нет. Только Декстр мог остановить неправедную и беспричинную расправу. Скирона шатало, рот был полон крови и крошева зубов.
Возле мастерских он увидел Приска и Куку, занятых камнетесным делом — то есть они пытались справиться с долотом и молотком, азартно кололи испорченные куски мрамора в пригодную лишь для мозаичных работ крошку. «Каменотесы» в ужасе уставились на обезображенное лицо Скирона. Тот попытался что-то сказать, но не смог, лишь указал рукой в сторону, откуда в мастерские доносились вопли, перекрывая грохот молотков и зубил.
Кука догадался первый.
— Кто? — спросил, откладывая инструмент и отирая руки о старый кожаный фартук.
— Квинт, — сумел все-таки выдавить Скирон.
— Декстр у Наталиса, я за ним! — крикнул, срываясь с места, Приск.
— Надо как-то это остановить. — Кука помчался к месту пытки, Скирон побежал за ним, но пошатнулся, ухватился за подпорку навеса. Но потом все же пришел в себя и поплелся следом.
Когда Кука примчался к месту экзекуции, вокруг столба уже собралась толпа. Одни смотрели молча, другие роптали. Роптали негромко, но тяжкий гул, похожий на рокот идущей издалека майской грозы, доносился отчетливо. Кука протиснулся вперед. Тело Квинта уже бессильно повисло на веревках. Вся спина его была залита кровью, кожа вспорота ударами до самого мяса.
Кука кинулся к столбу, вытащил нож и принялся срезать веревки на запястьях.
— Не сметь! — заорал Нонний. Лицо его, и без того красное, сделалось багровым.
Кука, не обращая внимания на окрик, срезал веревки и подхватил обмякшее тело. Тем временем один из подручных Нонния, подбежав, окатил из ведра Квинта и заодно Куку. Квинт даже не дернулся. Тело его, скользкое от воды и крови, было невозможно удержать.
— Медика! Кубышку зовите! — завыл Кука, падая на колени рядом с неподвижным Квинтом.
Тот не шевелился, лишь изо рта его и из носа текли, будто нехотя, струйки крови.
— А ну пусти! — сказал вдруг кто-то.
