Я пребывал в глубоком отчаянии, поэтому покорно согласился:
– Если такова воля Аллаха, я безропотно приму смерть. Однако сначала позволь мне, повелительница, подарить моего песика принцу Джехангиру, если сын твой в самом деле полюбил Раэля. Потом я все же исполню приказ султана и приготовлю лекарство для умирающей обезьянки, чтобы хоть немного облегчить ее страдания. Поверь, я не совершал преступления и без злого умысла очутился здесь. А твоя красота не может вызвать у меня ни дурных мыслей, ни тем более страстных желаний, ибо разве человек столь низкого происхождения, как я, посмеет поднять на тебя глаза?
В тот самый миг у обезьянки начался острый приступ кашля, а когда я взял ее на руки, то увидел у нее на губах кровавую пену. Я осторожно отнес зверька в клетку и положил на мягкую подушечку, а мой Раэль присел рядом с Коко. Принц Джехангир выскользнул из материнских объятий и тоже устроился рядом с клеткой на своей подушке, скрестив по-турецки ноги, и грустными глазами познавшего страдания ребенка смотрел на несчастную мартышку.
Быстро прочитав первую суру Корана, я сказал:
– Принц Джехангир! Мой песик – самая умная собака в мире. Я оставляю Раэля тебе в наследство, отправляясь на встречу с Тем, Кто вправе прервать все узы дружбы и велеть замолчать голосу радости. Позаботься о Раэле и стань для него хорошим господином. И тогда Аллах непременно благословит тебя.
Я сказал так, поскольку был совершенно уверен, что скоро умру от рук безмолвных палачей, которые по приказу управителя гарема уже ждут меня у выхода. И не знаю, что случилось бы со мной, если бы принц Мустафа, вовсе не заботясь о моей грустной судьбе, вдруг не позвал брата, подпрыгивая на месте от возбуждения и любопытства:
– Вот и прекрасное развлечение! Пойдем за ним, чтобы посмотреть, как это происходит. Мой отец, султан, оставил этого человека на мое попечение. Я, разумеется, не могу спасти ему жизнь, так хоть полюбуюсь на его смерть, ибо – несмотря на то, что я старший сын султана, – до сих пор почти не видел казней. Пойдем со мной, Махмуд!
Улыбка погасла на лице султанши Хуррем, а ее глаза мгновенно превратились в голубые льдинки, словно ангел смерти вдруг пролетел по комнате. Возможно, в минуту страшной опасности ум мой стал очень обостренным и восприимчивым, ибо я внезапно понял, что у султана уже слишком много сыновей, и Мустафа, вступив на престол после смерти отца, велит безжалостно казнить своих братьев. Султанше Хуррем не понравилось, что Мустафа столь откровенно и вызывающе похваляется своим первородством, и она решила спасти меня. Поэтому она сказала:
– Мустафа! Махмуд! Позовите ко мне управителя гарема! Пусть немедленно явится сюда, иначе же будет жестоко наказан!
Мальчики, недовольные, что их лишили славного развлечения, отправились за кислар-агой, а Хуррем обратилась ко мне:
– Кто ты и чем занимаешься? Надеюсь, я не пожалею, что заступилась за бесчестного человека?
Я вкратце рассказал ей, что странствовал по многим землям, пока не принял ислама; тогда-то владыка Алжира, Хайр-эд-Дин, вместе с другими ценными дарами и прислал меня великому султану, чтобы я, как раб, верно служил ему. Тут как раз прибежал перепуганный управитель гарема и, упав на колени перед султаншей, возбужденно проговорил:
– О повелительница! Я не понимаю, как случилось, что этот жалкий человек проник сюда, но четверо безмолвных уже ждут у бронзовых ворот, чтобы набросить шелковые удавки на шею наглого раба. Все свершится в глубокой тайне, и владыке всех народов не обязательно знать об этом.
Он исподлобья кинул на меня яростный взгляд, но султанша промолвила:
– Этому рабу султан велел лечить обезьянку принца Джехангира. Тебе следует позаботиться, чтобы ему выдали любые снадобья, каких он потребует. Потом приведешь его обратно ко мне целым и невредимым. Все должно быть, как я говорю, разве что султан прикажет иначе.
Управителю гарема пришлось подчиниться, и он, не спуская с меня глаз, вместе с двумя крепкими евнухами вывел меня из сада. Все время понося и проклиная меня, этот человек неотступно следовал за мной до самой аптеки во внешнем дворе сераля, где султанский врач-еврей быстро приготовил по моему рецепту лекарство от кашля.
Присутствие кислар-аги, который лично сопровождал меня, вызвало у еврея явную зависть, и лекарь, не сдержавшись, язвительно спросил, какой университет я закончил и где получил ученую степень доктора медицины. Поскольку всем было известно, что султанские медики набирались из числа лучших врачей в мире и поэтому не очень-то жаловали соперников, опасаясь за свои доходы, я покорно объяснил, что лечу лишь больное животное, а вовсе не человека. И несмотря на то, что я изучал медицинские науки под руководством самых знаменитых мудрецов, продолжал я, мне так никогда и не удалось получить степень доктора.
Услышав эти слова, кислар-ага вдруг схватился за голову и воскликнул:
– О Аллах! Повтори, где ты учился и получил диплом. Если ты врач, ты, конечно же, можешь лечить и женщин в гареме, и их детей, разумеется, в присутствии евнухов и по приказу султана.
Таким образом управитель гарема дал мне понять, как лучше соврать; ведь мне стоило лишь назвать любой более или менее известный университет и просто-напросто заявить, что, попав в плен к мусульманам, я в своих скитаниях потерял диплом врача. Однако, прибегнув к спасительной лжи, я Пал бы в глазах кислар-аги, став человеком, которому нельзя доверять; все это усугубило бы подозрительность, с которой управитель гарема относился ко мне. Поэтому, мгновенно все обдумав и взвесив, я торопливо ответил:
– Нет, нет! Аллах свидетель, что я человек честный и никогда не воспользуюсь ложью, даже ради спасения собственной жизни. Как только я дам лекарство обезьянке, ты сможешь отрезать мне голову, благородный ага. У меня нет диплома медика!
Управитель гарема, не веря собственным ушам, в недоумении уставился на меня своими заплывшими глазками. Затем он повернулся к лекарю и сказал:
– Этот человек, кажется, совсем лишился разума, и ко всему прочему его проклял Аллах, ибо он отказывается от самой невинной лжи, дабы спасти себя, а меня избавить от неприятностей.
Но я упорствовал, настаивая на своем:
– Нет, нет! Я не могу лгать!
Тогда лекарь в задумчивости погладил свою бороду, взглянул на меня с любопытством, улыбнулся и изрек:
– В самом деле, этот человек еще не врач, но в любой момент может им стать. Ему лишь требуется получить диплом с печатью медресе и подписями трех ученых медиков.
Это заявление польстило моему самолюбию, поскольку я, видимо, произвел на лекаря Соломона впечатление человека, сведущего в медицинских науках. Я же вовсе не был уверен, что смогу выдержать экзамен в медресе, в чем сразу и признался.
