– Я не ожидала, что ты сегодня вернешься, – проговорила Аннунсиата.
– Как себя чувствует моя леди? – спросил он. – Совсем одна? А где девочки?
– Уехали в гости в Бенингборо-холл. Ты разве забыл? Они вернутся не раньше чем через неделю.
– Ах, да, совсем запамятовал. И вы весь день одни? – сочувственно спросил он.
– Одинокая и заброшенная, – ответила она, скорчив расстроенную гримаску. – Как я по тебе соскучилась!
– Мне вас тоже очень не хватало, – сказал он, взяв ее за руку и провожая к стулу у окна. – Я всегда забываю, насколько скучен остальной мир.
Аннунсиата кокетливо улыбнулась.
– Как себя чувствуют сэр Джон и леди Паркер? Разве они не были добры к тебе?
– Конечно, были, – ответил Мартин. – Как никто другой. Но после обеда сэр Джон крепко засыпает, а леди Паркер бесконечно рассказывает одну и ту же историю о том, как горничная сожгла утюгом ее лучшую накидку. Я выразил ей свое сочувствие сто тридцать два раза, я не поленился подсчитать.
– А юные леди? У них же три очаровательные дочери? – лукаво спросила Аннунсиата.
– Правда? – съехидничал Мартин. – Я не заметил. По-моему, они вполне хороши для тех, кто не видел ничего лучшего.
– Но я осмелюсь поклясться, что они наверняка были добры к тебе! – строго заметила Аннунсиата.
Он взял ее руку и поднес к губам.
– Одна все время хихикала, другая пела, фальшивя без меры, а третья играла в бассет, да так бездарно, что проигралась в пух и прах в первый же час. Я требую утешения! Удивительно, как я вообще не потерял дар речи! Но четверть часа с вами быстро восстановят мои силы. Как вы развлекались, пока меня не было?
– Писала письма. Строила планы. Играла с детьми. У меня нет больших надежд на интеллект Артура, но я думаю, из него получится замечательный спортсмен. Вчера он попытался прокатиться верхом на Фэнде, поэтому я посадила его на Баннера, и он ни капельки не испугался. Доркас в панике выбежала на улицу, когда увидела, что я делаю. Но Берч отослала ее обратно, убежденная в том, что маленькому лорду Раткилю, как истинному джентльмену, вовсе не рано учиться кататься верхом, – вспоминая об этом, она рассмеялась. – Меня очень удивляет Берч. Я ни за что на свете не расстанусь с ней, хотя сейчас она занята исключительно Артуром и создается впечатление, что ей абсолютно все равно, надеть ли на меня платье наизнанку или задом наперед. Мартин улыбнулся:
– Ведь вы счастливы. Вам очень идет быть счастливой. Счастье делает вас очень и очень красивой – вы и сами об этом знаете.
Странное солнце, не по сезону, светило сквозь черные блестящие волосы Аннунсиаты, создавая золотой ореол, и, освещая блестящие, темные глаза, окрашивало золотом и ресницы. Невозможно было поверить в то, что она на тринадцать лет старше Мартина. Она выглядела его ровесницей, и он ощущал такую потребность защищать ее, что она вполне могла быть и моложе.
– Если бы я еще и любила быть слишком счастливой, – сказала она смеясь. – Я уверена, что Карелли обязательно что-нибудь выкинет, и все встанет на свои места. Что мне делать с этим мальчишкой, Мартин? Когда-нибудь он свернет себе шею, если ее не свернут разъяренные его выходками сквайры.
– Это из-за избытка энергии, – успокоил ее Мартин. – Он перестанет баловаться, как только у него появится более достойное занятие. Школьные уроки даются ему слишком легко, энергия не растрачивается, поэтому он развлекается как может, но в нем нет ничего плохого.
– Да, я знаю, – согласилась Аннунсиата. – Он так веселит меня, что я не в силах по-настоящему рассердиться на него. Ты ловко управляешься с ним, Мартин. Я так не умею. Не могу пристыдить его так мягко и так серьезно, как ты.
Мартин ухмыльнулся:
– Он иногда выкидывает такое!..
– Помнишь, как он притащил в часовню к Рождественской всенощной осла и ослицу?
– Я, наверно, никогда не пойму, как нам удалось вытащить этого осла из часовни, – припоминая, сказал Мартин. Он чуть не сломал отцу Сент-Мору ногу, когда лягнул его в последний раз.
– А запах до сих пор извести не удастся, – продолжила Аннунсиата и вздохнула. – Я думаю, его надо поскорее послать в Оксфорд к брату. Это хоть немного утихомирит его. Но я не хочу с ним расставаться. Уехав в Оксфорд, он станет мужчиной, а не просто моим Карелли.
– Кажется, вы начинаете понимать, что я чувствовал, расставаясь с Дейзи, – печально сказал Мартин.
– Это совсем другое, – быстро ответила Аннунсиата. – Дейзи гораздо старше, и она только твоя сестра. В любом случае, она очень счастлива. Ее письма полны слов «мой Джон», и он явно ужасно ее балует.
– Дейзи ничто не испортит, – твердо сказал Мартин. – Ну, что, моя госпожа, мы собираемся обедать? Или я должен ехать в «Заяц и вереск», чтобы отобедать за шесть пенсов?
Она тут же вскочила:
– Сейчас закажу. Я так рада, что ты приехал и спас меня от ужасной участи – обедать в одиночку. После обеда поедешь со мной...
– Поеду? – застонал Мартин. – Я всю неделю не вылезал из седла...
– Ну и что? Меня интересует твое мнение относительно нового дома в Шоузе. Строить ли его на старом месте или поближе к реке?
– Я не верю в то, что вы когда-нибудь построите новый дом, – поддел ее Мартин. – Но полагаю, лучше не выводить вас из этого заблуждения.
Они вернулись из Шоуза, когда было уже совсем темно. Дети пришли из школы, горели свечи, ярко пылал камин, и в доме царили тепло и уют. Карелли и Морис радостно приветствовали Мартина, и Аннунсиата подумала, что это очень хорошо, что они так любят сводного брата и признают его авторитет. Вряд ли они так скучали по своему родному отцу, запросто ставя Мартина на его место. Аннунсиата вспомнила, как Хьюго, когда был еще совсем маленьким, боготворил Мартина – единственное, что ей тогда в нем нравилось.
– Почему вы приехали вместе? – поинтересовался Карелли. – Ведь мама не ездила сегодня в Лидс?
– Я вернулся домой утром, и мы ездили в Шоуз, выбрать место для нового дома, – спокойно объяснил Мартин. – Ваша мама, начав карьеру архитектора со строительства голубятни вместе с Реном, сейчас горит желанием построить купальню в стиле барокко, возможно, пригласив для этого Джона Уэбба. Большой дом может и подождать, хотя, на мой взгляд, путь в купальню будет смертельно долгим.
– Я должна это сделать, – сказала Аннунсиата, смеясь. – И фонтаны. Карелли, что ты сегодня натворил?
– Ничего, мадам, – смиренно ответил Карелли, потупив взор. – А Морис занимался переводом с греческого.
Аннунсиата немного успокоилась, и вечер прошел мирно; все поужинали, а перед отходом ко сну наслаждались музыкой.
На следующее утро Аннунсиата уговорила Мартина снова поехать с ней в Шоуз. Они вернулись рано, еще до обеда, и обнаружили в холле целую делегацию: настоятеля школы Святой Анны, священника из школы Святого Эдуарда и еще двух незнакомых джентльменов. Их лица выражали недоумение, негодование и неловкость в равной степени. Аннунсиата догадалась, что случилось нечто чрезвычайное.
