— Но ведь и ты был рядом со Святославом в походах на Царьград! — отозвался Власич, оглядывая степь впереди заставы — слева постепенно надвигались густые заросли Приросья, в тех зарослях мог укрыться скорый на конский скок ворог. — И сказывают, был в немалой чести у князя Свято слава. Неужто князь Владимир не вспомнил о тебе и не отметил?
Ярый улыбнулся светлыми голубыми глазами, а потом тронул пальцами шрам на правой щеке.
— Что я и что мое прошлое? Таких воев, как я, преданных до скончания живота своего, у князя Святослава много было! — Ярый погрустнел вдруг, вспомнив прожитое многолетие — да было ли все это? Было ли радостное отрочество и первый поход на греков еще безусым небывальцем, первый удар мечом о щит ворога и первый змеиный посвист стрелы над ухом, первый хмель сечи и первая похвала князя Святослава. Было, о том часто теперь напоминают раны, извещая о всякой перемене погоды. А вспомнив, что жизнь была незряшней, с пользой земле родной, снова улыбнулся, потеребил серого коня по чуть влажной шее, ласково понукая идти резвее по высохшему за лето и высокому, почти до колен, степному разнотравью.
— Князь Владимир вспомнил обо мне на тризне, хвалил за сечу под городом, из своих рук хмельным медом угощал. Звал в Киев доживать последние дни в тихом тереме, обещал присмотр и уход… Но я заставу не хочу оставлять! В ней и смерть приму, — сказал так Ярый, а сердце заныло от щемящей тоски. И не один ведь он — вои-други рядом, а такого, как Славич, где еще сыщешь? Думалось совсем недавно, что доживет он свои годы в горнице Славича, при детях и внуках его, да бог неба по-иному распорядился…
Впереди с облысевшего холма тяжело поднялся сытый курганник и полетел над степью, а его сжатые в кулачки мохнатые лапы низко висели над белыми метелками ковыля.
— Зри, Ярый! — привстал над седлом Власич.
Навстречу им, поднятым над головой копьем делая знаки остановиться, торопил коня молодой дружинник. Подъехал и известил:
— У междулесья, где мы завалы делали, перед бродом, печенеги сторожевой полк выставили. Костры разводят, должно, останутся здесь и на ночь грядущую.
Ярый забеспокоился, торопливо сказал:
— Странно это, — помолчал в раздумии, спросил: — Кибитки находников через Рось переправлены или еще на нашей стороне Роси?
Дружинник пояснил, что кибитки печенегов уже за рекой, добавил с нескрываемой радостью:
— Еще усмотрели мы, сотенный, как часть печенежского войска, не менее трети полков, спешно и без кибиток умчалась в степь, будто за кем угоном пошли, при поводных конях каждый всадник. Большой шатер кагана на нашем берегу поставлен, и стража вокруг шатра.
Ярый распорядился:
— Возвращайся к дозору, да следите исправно — не ударили бы печенеги по нам нежданно, — и повернулся к Власичу — Не понимаю кагана — уйти от Белгорода и вдруг встать у самого кона земли нашей! Зачем? Что задумали находники? И куда треть войска послал Каган? Может, опять хитрость какую умыслил Тимарь?
И тут же, словно по этому тревожному зову сотенного, из леса, который густо покрыл Поросье, выступила конная застава силою не менее тысячи копий. Глянул Ярый — на воях не шеломы русичей, а высокие меховые шапки. Да и откуда здесь русичам быть в такой силе?
— Исполчить дружину! — распорядился Ярый. По знаку Власича дружинники сомкнули строй, ощетинились длинными копьями.
— Ударим? — повернулся Власич к старшему в заставе и шелом надвинул по самые брови. По румяным щекам легли глубокие морщины — Власич сжал челюсти пальцами, перебирал тяжелое древко копья, словно отыскивал самое удобное место, где сжать древко намертво.
— Почему коням должного хода не дают? — отозвался в раздумии Ярый, пристально вглядываясь в конную заставу — она медленным шагом надвигалась на полк русичей. До неизве стного войска оставалось менее поприща, а всадники ехали все тем же неспешным шагом, будто не видели супротив них стоящих русичей. И копья по-прежнему торчат над меховыми шапками, не склонены к конским головам.
— Хитрость печенежская, — горячился Власич. — Их числом вдвое против нас. Не охватили бы со спины. Придавят к полкам у брода — костьми ляжем!
— Похоже, что так, — согласился осторожный сотенный. Пора было отходить к Белгороду. И в это время из строя чужих всадников отделился небольшой отряд. Когда конники стали хорошо различимы, Ярый удивленно крякнул — одеты в бронь русичей!
— Что за наваждение? — проворчал Власич обескураженно. — Не печенеги ли переодетые?
Ярый дал знак изготовить луки. Если эти приблизятся вплотную, а весь полк тронется в галоп, он даст знак побить этих и уходить спешно к городу.
И тут Власич разразился радостным криком:
— Сбыслав! Да ты ли это? — И Ярому — Наш это, княжий сотник!
Сбыслав, пожилой, сухощавый в лице, непомерно длинный, так что ноги свисали пообок коня едва ли не к земле, не снимая боевой рукавицы, огладил бороду, с усмешкой спросил Власича и Ярого:
— Никак сечу со мной задумали начать? Ишь ощетинились, словно вепри при виде стаи волков!
Власич указал на всадников, с которыми его старый знакомый только что ехал.
Сбыслав понял жест Ярого и пояснил:
— Это торки князя Сурбара. Повелел князь Владимир выступить нам из Родни к Белгороду и при случае оказать вам помощь. Увидели мы печенегов у брода, затаились, стали доглядывать, себя не показывая, пока не приметили вашу заставу.
Через время торки соединились с заставой Ярого, приветствуя русичей радостными криками и взмахами кривых мечей. Тут же Сбыслав разослал из торков сильные дозоры перекрыть выход от брода, а русичи спешились приготовить ужин.
— Тимарь снарядил треть войска куда-то. Не к Родне ли? — выказал беспокойство Ярый. Сбыслав сказал, что с приходом из Киева пусть и престарелых дружинников вме сте с отроками — небывальцами опасности городу от печенегов нет.
— Да и союзные нам торки близ Родни большим становищем держатся, — добавил Сбыслав, утирая рыжую короткую бороду после трапезы. — А тех печенегов, что в степь ушли, мы издали проводили. Половину дня обок с ними наши торки скакали. Те печенеги нам уже не страшны, в свои земли ушли.
— Отчего же Тимарь сам задержался у Роси? — не мог успокоиться Ярый.
А вечером, когда по степи растеклись первые сумерки, Ярый сказал Власичу и Сбыславу:
— Пойду лазутчиком к печенежскому стану. Ночь мне в помощь.
Сколько Власич ни отговаривал, Ярый стоял на своем:
— Пойду. Знать надо, что надумал коварный печенег? Надолго ли остановил войско у Роси?
— Возьми тогда хоть воев для бережения, — присоветовал Сбыслав, дивясь упорству старого сотенного.
