Они возвращались из Дре, где у капитана-флибустьера были дела; проехав Удан, пересекли лес Катр-Пилье и Гатин — и теперь с радостью устремлялись навстречу показавшейся вдали колокольне селения Сен-Сир, где надеялись перекусить и дать передохнуть лошадям.
Это был королевский домен[61] — места, несравненно более лесистые и богатые дичью, нежели в наши дни. Оленей и кабанов здесь было великое множество.
Поэтому два друга нисколько не удивились, заслышав звук рога и увидев, как в нескольких туазах от них через дорогу перелетела свора собак, а за ними проскакало несколько егерей и дворян.
Но тут на лошадь Турмантена напала странная блажь. Возможно, ей доводилось раньше испытать радость скачки за оленем? Или же бешеный гон увлек ее? Кто знает?
Как бы то ни было, она ринулась в лес, закусив удила, а за ней помчался конь Анри, возбужденный лаем собак, криками егерей и звуками рога.
Сколь ни искусны были всадники, они ничего не могли поделать с лошадьми, которые неслись, как безумные, пытаясь догнать свору. Оба едва успевали уворачиваться от хлещущих наотмашь ветвей и с трудом удерживались в седле.
Осознав бесполезность своих усилий, они решили предоставить лошадям полную свободу, пока те не выбьются из сил.
Олень бежал по направлению к Трапу, где надеялся избегнуть ожидавшей его участи, переплыв через пруд. В какой-то момент собаки потеряли след: свора разбилась надвое; одни псы бросились в сторону Гиянкура, а другие помчались к Нофлю.
Охотники в свою очередь разделились и вскоре исчезли в густом лесу. Воспользовавшись секундным замешательством лошади, Гастон натянул поводья.
— Поворачиваем, — сказал он Анри, — здесь нам делать нечего. Вернемся на версальскую дорогу.
Это было легче сказать, чем сделать. Из-за нелепой скачки по лесу молодые люди оказались в местах, совершенно им незнакомых.
— Дьявол меня побери, если я знаю, где мы находимся! — с раздражением молвил виконт. — Надо же было этой скотине понести!
— Ба! — ответил Анри. — Дождь кончился, светит солнце, и мы, конечно, встретим какого-нибудь лесника или крестьянина, который покажет нам дорогу. Повернем назад. Мы неслись, помимо воли, на юг, значит, теперь надо двигаться на север.
Они попытались это сделать. Но нет ничего коварнее леса без троп и без дорог; в скором времени оба друга уже не могли сказать, в каком направлении едут.
Внезапно Анри осадил коня и стал прислушиваться. Виконт воззрился на него с удивлением:
— Что это с тобой?
— Где-то рядом дерутся. Я слышу, как звенят шпаги. Надо посмотреть, что там происходит!
Он направил коня вправо, в ту сторону, откуда доносились подозрительные звуки.
На поляне шестеро всадников окружили дворянина в великолепном парике, красном камзоле и роскошных сапогах. Он храбро сражался пешим — его черная кобыла лежала неподалеку, дергаясь в конвульсиях.
— Трусы! — проворчал Анри. — Шестеро против одного! И с длинными рапирами против короткой шпаги! Поможем ему! Лагардер! Лагардер!
Он вонзил шпоры в бока лошади, и та, заржав от |боли, устремилась вперед…
В мгновение ока Анри оказался рядом с человеком в красном камзоле и только теперь увидел, что лица нападавших скрыты черными бархатными полумасками…
— О! О! — воскликнул он. — Значит, это убийцы? Господа, мне придется сказать вам пару слов… Вот первое!
Лагардер нанес удар с быстротой молнии. Как описать магическую власть этого виртуозного клинка? Прежде чем виконт подоспел к месту сражения, здоровенный верзила в маске, схватившись обеими руками за живот, согнулся надвое… другому шпага пронзила правую щеку — и тут же чей-то высокомерный голос скомандовал:
— Не получилось! Уходим!
Шестеро преступников исчезли, словно по волшебству, а Лагардер, вне себя от гнева, крикнул другу:
— Догоним этих мерзавцев!
Властный голос заставил его обернуться:
— Остановитесь, сударь!
Молодые люди поспешно обнажили голову… Перед ними был король Франции.
Прикоснувшись к шляпе и слегка приподняв ее, монарх произнес с улыбкой, сохраняя невероятное спокойствие:
— Это уже третье покушение. Мы не желаем предавать огласке подобные дела. Нас должны лучше охранять, вот и все. Если Богу угодно, чтобы нас постигла судьба нашего деда, мы готовы… Итак, господа, я рассчитываю на вашу скромность, как вы вправе рассчитывать на мою королевскую признательность.
Задыхаясь от волнения, оба друга поклонились.
Людовик долго смотрел на Анри. Ему нравилась внешность этого юноши. Наконец он спросил:
— Ваше имя, сударь?
— Сир, не смею скрыть от вас: мне, к несчастью, неведомо имя моего отца… Сейчас меня зовут Анри де Лагардер.
Надменное лицо короля смягчилось, осветилось улыбкой.
— Сударь, — сказал Людовик, на секунду задумавшись, — нам говорила о вас графиня де Монборон. Итак, знайте, что отныне вы — дворянин, и для начала мы даруем вам имя Анри де Лагардер. Такова наша воля.
— Сир! — вскричал Анри, не помня себя от радости. — Исполнилась моя заветная мечта! Милостью вашего величества восстановлена попранная справедливость! У меня украли имя моих предков!
— Теперь оно возвращено вам, сударь… Есть ли у вас другие желания? Говорите смело!
Это было знаком высшей благосклонности.
— Сир, — ответил Анри, — я изнываю в бездействии. Я служил солдатом в полку господина де Мовака-Сеньеле… Мне было приказано уйти в отпуск… Я ожидаю вызова из Наваррского полка и готов доказать…
— Наваррцы стоят гарнизоном в Реймсе, — сказал Людовик. — Отправляйтесь немедленно в этот город, ибо доблестный полк скоро выступит в поход. Курьер военного министерства догонит вас в пути… Езжайте, господин де Лагардер, и да хранит вас Господь!
Затем, повернувшись к капитану Турмантену, монарх спросил:
— А вы, сударь?
— Меня зовут виконт де Варкур, сир.
— Это имя мне знакомо. Уступите мне вашу лошадь. Мы будем рады видеть вас на нашем утреннем выходе.
Несмотря на пламенную любовь Марипозы Гранда, юной испанки, брошенной своими трусливыми соотечественниками, Оливье де Сов, по прозвищу Фламанко, не чувствовал себя счастливым и томился на Антильских островах.
Конечно, смелые вылазки на борту прекрасного корабля «Звезда морей» отвлекали отважного моряка от мрачных дум, тем более что теперь на море кипели настоящие сражения, ибо война между Францией и Испанией была в разгаре. А когда он возвращался на берег, его встречала нежная ласковая Марипоза и разгоняла печаль своими песенками, веселым щебетаньем и поцелуями.
Но затем он снова впадал в тоску, думая только об одном: «Дочка! Что сталось с моей Армель?»
