— Буду удить на леску! А вам, милые друзья, сборище негодяев, желаю счастливо оставаться, надеюсь никогда больше с вами не увидеться…
Фрике быстро добрался до площадки, влез в пещеру, убедился, что птицы на месте, и развернул шкуру.
— А теперь, матрос, за дело, и работать будем не покладая рук! День предстоит тяжелый…
Гамен вынул нож и разрезал шкуру на полосы разной длины и ширины, из них он изготовил для каждого из кондоров прочную и надежную упряжь, такую по размеру, чтобы скрещенные ремни не стесняли движений.
Затем сшил нечто вроде глубокого кармана, к нему справа и слева приделал специальное кожаное приспособление, похожее на то, которое уланы[353] приделывают к стремени, чтобы помещать туда древко копья.
После этого француз надежно закрепил карман посередине длинной (семиметровой) палки.
— Все в порядке… прекрасно! Теперь запрягу лошадок, а потом… в худшем случае, лучше сломать шею, чем до бесконечности оставаться среди кретинов, превративших меня в ручную мельницу.
Затем Фрике вывел «лошадку номер один» и пристроил ее на одном конце шеста.
Птица, онемевшая от пут и, возможно, одуревшая от пребывания в замкнутом пространстве, без сопротивления позволила себя «запрячь». То же самое гамен проделал со вторым кондором.
Чтобы оценить опаснейший, требовавший невероятной отваги и энергии маневр, надо уяснить сущность придуманного храбрецом приспособления: шест с карманом, точнее, чем-то вроде гондолы посередине; на каждом конце несгибаемого шеста закреплена упряжь, не мешающая в полете.
Теперь Фрике потребуется залезть в гондолу, подняться в воздух и не просто лететь вместе с птицами, но управлять их полетом, в частности, подъемом и спуском.
Полагаясь, и не без оснований, на хищные инстинкты птиц и желание поесть, гамен привязал на конце каждой из меньших бамбуковых палочек по куску заранее приготовленной говядины, а другой конец закрепил при помощи приспособлений, позаимствованных у уланов. Затем юноша подтащил аэростат к самому краю площадки, откуда начинался обрыв, в один миг развязал кондоров, устроился в гондоле и стал помахивать кормом перед клювами птиц.
Те медленно выходили из летаргического состояния, и все же зрелище мяса в лиловых тонах пробуждало их к жизни. Они слабо замахали крыльями, вытянули шеи, однако все еще не решались взлететь. Так продолжалось свыше четверти часа.
— Вот лентяи! — пробормотал раздосадованный наездник. — Нет чтобы закусить удила!.. Ну, черти, смотрите! Надоело мне тут с вами нянчиться. От сильных болезней — сильное лекарство! Раз!.. Два!.. Три!.. Пошел!..
Размахивая приманкой перед глазами кондоров, резким движением Фрике столкнул аппарат в пустоту!
Дебют юного парижанина в роли воздухоплавателя оказался плачевным. «Управляемое устройство тяжелее воздуха» повиновалось лишь силе земного тяготения, точно так же, как брусок свинца, вместо того чтобы парить в свободном полете, устремляется вниз.
Аппарат рухнул и завертелся вместе с обезумевшими птицами, удары крыльев которых предвещали неминуемую катастрофу.
Для аэронавта по профессии ничего не могло бы оказаться хуже. Говоря об аэронавтах по профессии, я имею в виду теоретиков, нашпигованных формулами, одержимых предвзятостью, изводящих гектары бумаги, изготовляющих несуразные машины, стремящихся раздавить дутым авторитетом и пустым тщеславием настоящих, скромных исследователей, готовых скорее расшибиться в лепешку, чем допустить этих людей испытывать свои системы.
Если угодно, небольшое отступление, пока наш друг летит вниз.
На последней кустарно-промышленной выставке я видел собственными глазами аэростат малых размеров, одно из тех гениальных изобретений, которые рождает современная цивилизация.
Автор его — механик, скромный ремесленник-самоучка. Фамилия его Дебейе. Это типичный парижанин, худой, энергичный, светловолосый, со стальным взглядом, трезвый, неутомимый, из расы пожирателей железа.
Дебейе, рабочий механического производства, изучил теоретическую механику, самостоятельно освоил математику, химию и физику. Занимался по ночам, несмотря на то, что тело, утомленное дневным трудом ради хлеба насущного, нуждалось в отдыхе и сне. И добился своего, благодаря природному уму стал настоящим изобретателем. Не собираюсь перечислять все его изобретения. Список их названий составил бы целый том.
Если бы Дебейе был американцем, имя его выгравировали бы золотыми буквами рядом с именем Эдисона[354] в Пантеоне Промышленности и Искусств.
Его решение не было единственным в деле создания аэростатов, но лишь одним из решений. Я не наивен, точных наук не чуждаюсь, потому меня можно убедить, как, впрочем, и тысячи других людей.
Полагаюсь на непререкаемый авторитет человека, в компетентности которого в области механики никому не придет в голову усомниться. Речь идет о достопочтенном депутате от департамента Нижняя Луара, месье Лезане, выпускнике Политехнической школы, в прошлом блестящем офицере, докторе наук, светиле нашего республиканского парламента! С ним я имел честь сотрудничать длительное время и до сих пор поддерживаю дружеские отношения.
Мы, то есть Лезан и я, видели, как «окончательно совершенствовался» аэростат Дебейе, приводимый в движение системой винтов, абсолютно оригинальной и до предела простой. Винты запускались небольшой паровой машиной, размеры которой были рассчитаны с учетом подъемной силы шара, и это чудо парижского изобретателя являло само совершенство, доказательством чему служила точность эволюций аппарата, приводившая в восторг зрителей.
Почему же парижская пресса хранила полнейшее молчание по поводу публичной демонстрации изобретения, продолжавшейся целых два месяца?
А как же, что скажут приверженцы формул!..
Во всех подобных случаях мощная рука депутата Лезана оберегала изобретателя Дебейе и отражала нападки хулителей.
…Фрике не мог управлять птицами, как парижский аэронавт при помощи винтов.
— Вы же мне все кости переломаете, — пробормотал он, закрывая глаза. — Что ж, тем хуже! Вот как! Я больше не лечу вниз? А!..
Поскольку для рожденных летать свободное падение — состояние абсолютно ненормальное и они инстинктивно тянутся в высоту, кондоры расправили огромные крылья.
Несмотря на солидный вес упряжки, им удалось подняться вверх. Такова невероятная сила этих гигантских хищников. К тому же они проголодались. Два куска говядины перед глазами заставляли их вожделенно рваться вперед.
