миру», тогда как в самой Англии распространились сильные антинемецкие настроения. Герберт Уэллс в своем романе «Мистер Бритлинг пьет чашу до дна» (1916 год) писал, что «столкновение английских и немецких интересов в мировом масштабе» стало «константой в сознании англичан… Целое поколение выросло под угрозой войны с Германией».
В поисках союзников Англия обращала свой взор и за пределы Европы. Чемберлен последовательно отстаивал идею альянса Британии и Соединенных Штатов, «еще более Великой Британии», считая, что она могла бы доминировать в мировой экономике и следить за порядком на всем земном шаре. Такая перспектива не казалась слишком реалистичной, а вот крепкие дипломатические связи между двумя государствами вполне можно было наладить. Начиная с 1890-х стали привычным явлением браки между богатыми американскими наследницами и английскими аристократами, повсюду увлеченно обсуждали общее историческое и лингвистическое прошлое. В конечном итоге было достигнуто соглашение, где Британия, в частности, признавала претензии Америки на Аляску и Карибские острова. Англии пришлось смириться с новой реальностью, где Штаты имели экономическое и морское превосходство. Ни международные договоры, ни спуск новых дредноутов не могли унять тревоги касательно боеспособности страны. Многие считали, что военная мощь государства напрямую зависит от национальной гордости и сильного боевого духа; и похоже, в Англии наблюдался недостаток того и другого.
Еще одним проявлением охватившего Англию беспокойства стало движение мальчиков-скаутов. Его основатель, генерал-лейтенант Роберт Баден-Пауэлл, принимал участие в Бурской войне и не понаслышке знал о плачевном состоянии английских войск. Убежденный, что Британская империя находится в процессе распада, он решительно желал замедлить этот процесс. Тень имперской и национальной катастрофы омрачает каждую страницу его книги «Скаутинг для мальчиков» (Scouting for Boys), бестселлера 1908 года. Книга вдохновила многих энтузиастов по всей Англии на спонтанное создание «скаутских патрулей», а к 1910 году в подобных отрядах насчитывалось около 100 000 ребят. Мальчиков собирали «старшие», зачастую бывшие солдаты; они вдохновляли парней тренировать физическую силу, жизнестойкость и находчивость, причем упор делался на активные уличные занятия и навыки выживания. «Благодаря скаутингу болезненные, слабые, сутулые мальчики, – обещал Баден-Пауэлл, – получат возможность всесторонне развивать мужественность». Скауты превратились в неофициальную молодежную армию: их форма походила на военную, у них существовала система рангов, линейки со знаменами и смотром отрядов. А их девизом стали слова «Будь готов».
Либералы выиграли выборы 1906 года с огромным отрывом. Юнионистская коалиция потеряла больше половины из своих 400 мест, включая самого Бэлфура и многих других членов кабинета министров. 397 либералов вернулись в палату общин, и партия теперь опережала соперников на 241 место. Консерваторы потерпели одно из самых сокрушительных поражений в своей истории; после двадцати лет политического господства многим тори нелегко было смириться с этим. Бэлфур принял проигрыш стоически. Когда объявили результаты голосования, он лишь пробормотал: «Что ж, такое будет случаться».
Во время предвыборной кампании либералы критиковали деятельность юнионистской коалиции, особенно Бурскую войну. Они также выступали против протекционистских планов Чемберлена, утверждая, что таможенные пошлины только увеличат цены на привозные товары. Приняв этот аргумент, электорат согласился с тем, что доктрина невмешательства по-прежнему будет преобладать в экономической политике, возможно во вред промышленному сектору, который срочно нуждался в обновлении. То есть выборы 1906 года по смыслу оказались выражением протеста. Обладатели права голоса сурово осудили не только юнионистскую коалицию, но и партию тори, и консерватизм как таковой. Избиратели сочли, что партия не способна ответить на вызовы нового века и что «правящий класс», чьи интересы она представляла, не достоин власти. Симптоматично, что половина избранных в 1906 году депутатов впервые вошли в парламент, и мало кто из них происходил из класса джентри.
Теперь список приоритетов Бэлфура возглавляли две задачи: вернуться в палату общин и сохранить лидерство в своей партии. Первая решилась за счет гарантированного места в парламенте, вторая оказалась более проблематичной. Многие тори винили его в провале на выборах. Лео Макс, редактор правого издания National Review, полагал, что Бэлфур «заслужил себе повсеместную дурную славу вне палаты общин». Ситуация для него осложнялась и тем, что большинство переизбранных в 1906 году консерваторов и либерал-юнионистов придерживались протекционистских взглядов. Таким образом, он оказался во главе альянса, главные чаяния которого, в общем-то, не разделял; к тому же за место главы партии с ним конкурировал Чемберлен. Однако к своему семидесятилетию главный двигатель юнионистов начал сбавлять обороты. Вскоре после выборов Чемберлен перенес инсульт и вынужден был оставить общественную жизнь. На некоторое время Бэлфур оказался бесспорным лидером.
Но не только некомпетентное руководство Бэлфура и уход от дел Чемберлена внушали пессимизм членам Консервативной партии. Консерватор и член Тайного совета [20] сэр Джеймс Фергюссон проиграл на своем участке рабочему представителю профсоюза, а подобные поражения предвещали тяжелые времена. «Старой доброй Консервативной партии больше нет», – жаловался один заслуженный тори. Лейбористов рассматривали и как главную причину поражения в предвыборной гонке, и как самую насущную из грядущих проблем. «Движение и организация лейбористов, – комментировал другой политик-тори, – приобрели несравнимо большую важность, чем что-либо другое». Бэлфур соглашался: в результатах выборов ему чудилось «отдаленное эхо тех же революционных брожений, которые привели к бойне в Петербурге, мятежам в Вене и социалистским шествиям в Берлине».
Фракция лейбористов в парламенте стремительно возросла с двух до 29 членов. Такому успеху способствовал секретный либерально-лейбористский пакт 1903 года, согласно которому представители обеих партий обещали не соперничать друг с другом в определенных избирательных округах. И те и другие исповедовали последовательный антимилитаризм, фритредерство и стремление к социальным реформам, хотя в перспективе их намерения очевидно различались. Либералы стремились возглавить страну в целом, тогда как лейбористы сосредоточились на интересах рабочего класса и профсоюзов. К тому же парламентарии-лейбористы ратовали за куда более глубокое социальное реформирование, чем большинство либералов.
Соглашением 1903 года либералы купили поддержку небольшой группы парламентских лейбористов – тогда, когда безоговорочная победа на выборах казалась им неосуществимой. Лейбористы находились в шаге от превращения в независимую парламентскую силу и партию, за которую когда-нибудь неизменно будут голосовать все наименее состоятельные избиратели. «Мы горячо симпатизируем представителям лейбористов, – говорил Кэмпбелл-Баннерман. – Их слишком мало в палате общин». Этот краткосрочный расчет имел долгосрочные последствия. Соглашение помогло лейбористам сформировать крупную партию, способную соперничать с либералами в качестве оппозиции тори среди прогрессивного среднего класса. И все же рисковали не только либералы. Существовала опасность, что лейбористы потеряют свою отдельную идентичность и постепенно растворятся в среде либералов, крайние левые представители которых отстаивали очень схожую с лейбористской программу социальных реформ.
Среди новоиспеченных членов парламента выделялись красноречивый шотландец Рамсей Макдональд и методичный йоркширец Филип Сноуден. Оба они в прошлом имели связи с партией либералов, при этом Макдональд выступал одним из архитекторов «либ-лейб» пакта. И хотя оба они провозглашали себя
