— Ты прелесть! — Дафна чмокнула Леарха в щеку.
Затем Дафна поспешила в подвал за вином. Леарх же направился к дровам, сваленным в углу двора под навесом. В глубине души он сожалел, что не ушел домой, хотя внутренний голос толкал его к этому.
В облике Горго не было ничего отталкивающего, скорее наоборот. Она была безупречно сложена, все линии ее тела были приятны для мужского глаза. У нее была гибкая шея, маленькие уши, округлый, чуть выпуклый подбородок и красиво очерченные губы, словно Природа, сотворяя эти уста, желала дать образчик совершенства всем ценителям женской красоты. То же самое можно было сказать про глаза Горго, большие и томные, разрез которых и белизна глазных яблок напоминали глаза большерогих критских коров. Недаром за Горго еще с детских лет закрепилось прозвище Волоокая. Брови Горго имели плавный изгиб, но из-за густоты этих бровей взгляд ее порой казался излишне пристальным. К тому же у Горго имелась привычка, размышляя над чем-нибудь, хмурить брови, отчего на ее лице часто появлялось выражение замкнутости.
Глазами и губами Горго уродилась в мать, которая блистала красотой в любую пору своей жизни. От матери же Горго достались вьющиеся черные волосы такие густые, что никакие заколки не могли удержать ее пышные локоны в том положении, в каком надлежало по стилю прически. Потому-то Горго не носила излишне вычурные прически и зачастую просто стягивала волосы длинной лентой на затылке или прятала их под калафом. Этот головной убор был необходимым атрибутом для многих знатных спартанок.
От отца, царя Клеомена, Горго достался прямой, немного тяжелый нос, который, впрочем, соответствовал ее твердому нраву. Этот нрав Горго тоже унаследовала от отца.
Горго с юных лет выделялась среди своих сверстниц тем, что рано перестала играть в куклы. Горго раньше многих своих подруг научилась читать и писать, уже в девять лет задумчивая дочь царя предпочитала играм чтение героических поэм Гомера или мифических сказаний Гесиода. Когда умерла мать Горго, то воспитанием шестнадцатилетней царской дочери занялась Гегесо, родная тетка Горго. Царь Клеомен не противился этому, поскольку питал самые добрые чувства к родной сестре своей жены. Гегесо увлекалась поэзией Сафо. От нее тягу к чувственным стихам лесбосской поэтессы унаследовала и Горго.
Клеомен прочил в мужья своей дочери Леотихида, сына Менара, из царского рода Эврипонтидов. Леотихид занял трон Эврипонтидов, сместив с него Демарата, сына Аристона, благодаря поддержке Клеомена. Позднее выяснилось, что Клеомен, подкупив нужных людей, оболгал Демарата, назвав того незаконнорожденным. Тем не менее Леотихид остался на троне Эврипонтидов, поскольку Демарат бежал к персам и не собирался возвращаться.
Вражда между Клеоменом и Демаратом была давняя. Этим двоим честолюбцам было тесно в Спарте, они мешали друг другу. Если честолюбие Демарата выражалось в том, что он стремился побеждать не только на полях сражений, но и на общегреческих состязаниях в Олимпии, то Клеоменом двигало жгучее желание одному царствовать в Спарте. Демарат прославил Лакедемон, одержав победу в ристании колесниц на Олимпийских играх. Клеомен вел бесконечные войны с соседними греческими государствами в надежде, что спартанское войско проникнется к нему такой преданностью, какой не добивался в прошлом никто из спартанских царей. Опираясь на войско, Клеомен надеялся совершить в Спарте государственный переворот, низвергнув владычество эфоров.
Однако расчет Клеомена не оправдался. Войско не пошло за ним, когда он попытался ограничить власть эфоров. Клеомен бежал к фессалийцам, которые дали ему конное войско. В Фессалии у Клеомена было много друзей из числа тамошней знати. Кроме фессалийцев, к Клеомену присоединились фтиотийские ахейцы, опунтские локры, мегарцы и кое-кто из аркадян. С большим воинством Клеомен подступил к границам Лаконики.
Спартанская знать пребывала в смятении, поскольку в Спарте не было ни одного военачальника, способного на равных противостоять Клеомену. Как всегда, нашлись люди, в основном это были тайные сторонники Клеомена, которые заявляли во всеуслышание, что Клеомен не требует для себя каких-то особых привилегий, но желает возврата к тем временам, когда в Лакедемоне правили цари и старейшины, а коллегия эфоров занималась лишь гаданиями по звездам.
Знатные спартиаты решили уступить Клеомену, не доводя дело до сражения, ибо сомнений в том, что Клеомен выйдет победителем, не было ни у кого. За всю свою жизнь Клеомен ни разу не был побежден на поле битвы.
Впрочем, добившись своего, Клеомен недолго торжествовал.
Спартанцы, приговоренные Клеоменом к изгнанию, составили заговор. Заговорщики действовали быстро и дерзко. Они напали на Клеомена и его приближенных прямо в здании герусии, где те праздновали свою победу. Все друзья Клеомена были перебиты. Клеомену удалось вырваться, но от полученных ран он вскоре скончался. Собранное Клеоменом войско разошлось по домам.
Эфоры и старейшины посадили на трон Агиадов Леонида, сводного брата Клеомена. Горго стала женой Леонида, которого эфоры принудили развестись с первой супругой. Брак дяди и племянницы мог показаться в глазах эллинов кровосмесительным. Однако спартанские власти исходили из того, что Леонид и его младший брат Клеомброт доводились Клеомену не родными братьями. Отец у них был один, а матери разные.
* * *
После первой встречи с Горго в доме Дафны Леарх был сам не свой. В ту дождливую ночь голова Леарха напрочь отказывалась соображать. Если бы не Дафна, умело втянувшая брата в беседу, то у Горго вполне могло сложиться впечатление о невысоких умственных способностях Леарха. Выпив вина, Леарх почувствовал себя смелее. Он даже сумел рассмешить сестру и Горго, рассказывая им забавные случаи, произошедшие с некоторыми из атлетов на Олимпийских играх.
От выпитого вина и перенесенного волнения Леарх, придя домой под утро, заснул как убитый.
Утром в Леархе взыграло его самодовольство. Он ведь и не пытался соблазнять Горго. Она сама открылась ему в своих чувствах.
«Надо признать, Горго весьма недурна внешне, — размышлял Леарх, нежась в постели. — У нее густые красивые волосы, дивные глаза! И попка у Горго ничуть не хуже, чем у Дафны. Да и грудь тоже!»
Леарха немного смущал и настораживал взгляд Горго. В ее больших темно-синих очах сквозила непреклонная воля. Вряд ли Горго станет покорной игрушкой в руках мужчины.
«Любовь заставляет женщину быть податливой, — успокаивал себя Леарх. — Судя по всему, Горго очень сильно увлечена мною!»
