— Ты и это додумался проверить. Ну голова! — подивился Ягайло. — Такую голову под сабли подставлять, что золотыми монетами за рубище драное платить. Прав князь, незачем тебе в воители идти.
— Да ладно… Пустое, — вновь зарделся Акимка.
— А где ж тут болота начинаются, о коих ты говорил?
— Так вот же прямо тут.
Раздувая ноздри, как гончая, Акимка перебежал полянку и раздвинул густую траву на той стороне. Прямо за ней была небольшая земляная насыпь, укрепленная камнями, от которой начиналась застеленная бревнами гать шириной едва всаднику проехать. А вокруг расстилались темные, заросшие бурой тиной воды, казавшиеся еще непроглядней из-за низко нависающих ветвей плакучих ив. Кое-где из воды поднимались пузырьки, разнося по округе удушливый серный запах.
Ягайло подошел к краю, поводил носком сапога по насыпи, присел, поднялся, сделал несколько шагов туда и обратно. Взяв камешек, кинул его недалече от берега. Задумчиво посмотрел на расходящиеся по воде круги.
— О чем, Ягайло, задумался? — дернул его за рукав нетерпеливый Акимка.
— Размышляю вот… Скажи, в обозе княжича телеги были?
— Да, две, с подарками и утварью всякой. Да с навесом еще одна, да с сиденьями для самого княжича. Он на лошади не большой охотник скакать, вот и соорудили такую хитрость. Когда ко двору польскому приехал бы, конечно, на лошадь бы пересел, как витязю подобает. Знатную ему кобылку князь подарил…
— Погоди, тараторка, — прервал его Ягайло. — Если в обозе было три телеги, куда ж они делись?.. Ладно, через канаву перетащить, но по этой дорожке их точно не проведешь, ширины не хватит. Здесь их нет — ни целыми, ни сгоревшими. Следов на земле тоже не видно, хотя колеса должны были знатные колеи пробить, вишь, от копыт какие вмятины? Значит, что?
— Что?
— Не знаю что, — покачал головой Ягайло. — Только не здесь телеги эти сгинули.
— Значит, надо найти где. Может, там, где телеги, и княжич? — воскликнул Акимка.
— Может, и так. Вернемся на дорогу. Если и искать следы колес тележных, то там.
Ягайло повернулся идти. Что-то тоненько тренькнуло за его спиной.
Прежде чем голова витязя успела понять, что произошло, ноги сами бросили его вперед и вбок. Неловко, но подстилка из травы и прошлогодних листьев смягчила удар. Он перекатился через плечо и замер на согнутых ногах, готовый либо кинуться на врага, либо уходить с линии атаки. В руке его блеснул короткий нож.
Акимка застыл вполоборота к Ягайло, удивленно глядя на свой бок. В нем, уйдя глубоко, почти по самое оперение, торчала измазанная грязью стрела. По жупану[9] расплывалось темное пятно.
Глаза юноши помутнели, ноги подломились в коленях, и он медленно, почти без всплеска повалился в болотистую воду. Захлебнулся. Закашлялся. Захрипел. Не помня себя, Ягайло бросился вперед. Пущенная твердой рукой стрела расщепила ствол молодой березки недалеко от его лица. Другая сбила листья с кустов неподалеку. Значит, стрельцов несколько. Ягайло прыгнул вперед и вжался в землю. Стрела с ядовитым шипением ударила в каблук, оторвав от него изрядный кусок. Витязь перекатился и присел за толстый ствол, усмиряя дыхание и прислушиваясь к доносившимся из болота хрипам и бульканьям. Акимка был еще жив. Боролся, карабкался на берег.
Витязь выглянул из-за дерева. Стрела сбила кору в паре вершков от его глаз. Еще одна пронеслась мимо и зашуршала в листве. Хрип и стоны на секунду прекратились. Раздался тяжелый всплеск и новый приступ надрывного кашля. Раненый Акимка не смог выбраться на сухое, сорвался обратно в болото. Ягайло издал сквозь зубы сдавленный стон, в котором мешались боль и ярость. Его друг и сын его друга умирал почти у него на глазах, а он ничем не мог ему помочь. Снова всплеск и захлебывающийся кашель. И несколько стрел, пущенных наугад, для острастки. Опять кашель.
— Да добейте ж его, аспиды, — прорычал он и заткнул было ладонями уши, не в силах слышать предсмертные хрипы Акимки. Убрал руки, боясь упустить крадущиеся шаги обходящих его убежище стрелков. Снова заткнул, и ему потребовалось немало мужества, чтоб убрать их от головы и сцепить перед собой.
Наконец все стихло. Акимка замолчал. Навеки. На Ягайлу навалилась смертная усталость. Все разочарования, вся боль давешних утрат легла на плечи, придавливая к земле. Он с трудом разомкнул добела смятые пальцы, уперся в землю и осторожно встал на ноги, готовый в любой момент упасть обратно. Стрелы не летели. Тогда он набрался смелости и выглянул из-за ствола. Новых стрел не было. Лучники ушли? Или затаились, дожидаясь, когда он бросится к телу убитого друга?
Буян! — обожгла его еще одна мысль. Его боевой конь, товарищ, с которым пройдены и пустыни Междуречья, и германские леса, и заволжские степи, не раз выручавший в опасную минуту, стоял всего в паре десятков саженей и мирно пощипывал травку. А если супостаты его заметят? Решат, что раз он не бросился сломя голову спасать соратника, то к раненому коню…
Больше не медля, Ягайло сорвал с ноги сапог и метнул в заросли слева от себя. Пока тот летел, обламывая ветки, сбивая листья, сам прыгнул в другую сторону, перекувырнулся через голову и припал на живот. Стрел не было. Он выждал немного, зорко вглядываясь в колышущиеся на ветру заросли осоки с той стороны топи. Ни души. Душегубы ушли. Ягайло сорвал сапог со второй ноги и бросился к тому месту, где он последний раз видел Акимку.
Юноша лежал лицом вниз. Бурая вода скрывала его тело почти до лопаток. Мокрые волосы облепили лицо. Посиневшие пальцы намертво вцепились в густую береговую траву. Сомнений быть не могло — Акимка мертв. Ягайло упал на колени прямо в грязь, осторожно разжал руки отрока и перевернул его на спину. Прямо в душу взглянули пустые, стеклянные глаза. Чтоб не смотреть в них, витязь прижал голову отрока к своей груди и зажмурился сам. Застыл, беззвучно шевеля губами. Потом встал, вытащил бездыханное тело из воды и, как младенца, подняв на руки, отнес на поляну. Положил на траву. Согнувшись над ним, осмотрел рану и одним сильным движением вырвал из нее стрелу. Прочную, ладную, очень красивую. Ровно такую же, как те, что видел в княжьих палатах. Нездешнюю.
Буян поднял голову, шарахнулся, влетел в кусты, кося лиловым глазом, и тоненько, жалостливо заржал.
— Да, Буяша, да, не уберег я парня. Это ведь я ему еще и кольчугу снять велел. И тебя чуть под стрелы не подвел, нет мне, дураку, прощения, — пробормотал Ягайло и пошел обратно на берег.
Нашел в траве брошенный сапог, перемотал влажную портянку и натянул на ногу. Поискал второй. Тот скатился вниз, к воде, и черпнул болотной жижи. Он вылил воду, обтер голенище об траву и тоже надел, не обращая внимания на сырость, в момент пропитавшую вторую портянку и низ шаровар. Вернулся на поляну, снова поднял Акимку и понес к дороге. Буян как привязанный поплелся следом, понурив голову и опустив уши.
