Он закрыл за собой дверь. Констанция сидела у окна. Наверное, она видела, как он пробежал целую милю от театра до гостиницы, пытаясь оторваться от преследовавших его поклонников. Они действительно очень его любили. Это было неплохо, но уже начинало надоедать.
Он не мог сделать ни шагу, чтобы его не преследовали, не навязывались ему, не обнимали, не просили что-нибудь исполнить! «Фигаро»… Да каждый уличный мальчишка насвистывал арии из этой оперы. Наверное, даже если открыть крышку любого горшка в Праге, оттуда послышится эта мелодия, заполняя кухню трактира…
Моцарт подошел к жене и поцеловал ее. Она медленно поднялась. Констанции следовало беречь себя, потому что поездка в Прагу оказалась для нее слишком тяжелым испытанием. Вскоре после приезда у нее начались кровотечения, и врач запретил ей выходить на улицу. Зачем она настояла на том, чтобы поехать с ним? Он не смог переубедить жену. Почему бы ей не остаться вместе с Карлом в Вене? Тогда бы не пришлось отдавать этого слабого трехлетнего ребенка в чужие руки!
Констанция закрыла окно и вышла в коридор, чтобы заказать обед. Если удавалось, они обедали вместе. Он прилег на небольшой диван из зеленого плюша и водрузил ноги на подлокотник, даже не снимая туфель с пряжками. Как ему не хватало покоя! Он все утро провел в театре. Репетировал с певицами, музыкантами, аккомпанировал на рояле. Приходилось успокаивать да Понте, который во все вмешивался, и поднимать всем настроение. А здесь, в номере, Констанция встречала его упреками. Неудивительно, ведь она несколько иначе представляла себе жизнь в Праге. Вон там, на столе, лежали визитные карточки посетителей, приходивших утром. Констанция была вынуждена слушать их болтовню, нудные истории об их семьях, погоде, собаках и представлениях с участием дрессированных блох. Кошмар, если кому-то придется все это выслушать! Нет, он не смог бы пережить подобное. В таких случаях он просто говорил:
— О Господи, уже четыре часа (пять, десять)? У меня же назначена встреча! — и тут же стремительно покидал комнату. Его действительно всегда кто-то ждал. Ему казалось, что весь мир чего-то ждет от него. Великое, томительное ожидание, которое могла удовлетворить только музыка. При первых же аккордах оно исчезало, как исчезают хронические боли мочевого пузыря после долгожданного лечения!
Он не мог сменить обстановку, поболтать с кем-нибудь — ему нужно было время, чтобы творить! Премьеру новой оперы давно перенесли, что само по себе было неприятно. Но как он мог здесь работать? В этом гостиничном номере, под пристальным взглядом своей жены, в то время как поклонники стояли под его окнами, ожидая, не выглянет ли он из окна, не зазвучат ли отрывки новой оперы? Пражские музыканты — одни из лучших в мире. Стоило какому-нибудь альтисту услышать мелодию, как он без особого труда запоминал каждую ноту! Нужно быть очень осторожным, чтобы никто не узнал его замысел раньше времени. Моцарт приказал оркестру и певцам хранить мелодию в тайне. Однако эта предосторожность была излишней: вряд ли кто-то Из них был заинтересован в том, чтобы музыка стала известна еще до премьеры и потеряла всю прелесть новизны.
Здесь невозможно было творить. Его бы подслушивали, а кроме того, ему не хватало бы тишины. Доносились крики торговцев, да и вообще было шумно. Стоило ему записать пару аккордов, как тут же перед дверью оказывался да Понте, живший напротив, и злился из-за того, что не каждая нота гармонировала с его текстом! Дон Джован-ни… До, до, до — постоянное до, в висках начинало стучать: до-до-до… Порой Моцарту даже среди ночи слышалось это до, словно увещевало его все-таки взяться за музыку и дописать оперу…
Как только в комнату вошла Констанция, он соскочил с дивана и подошел к столу, чтобы сесть напротив. На обед подали фазана с овощами и бокал красного вина. Констанция тем временем рассказывала, кто приходил утром. Чаще всего она начинала со знати, затем переходила к да Понте: он помахал ей, когда она выглянула из окна. Только после этого речь заходила о более важных вещах — о настоящих новостях. Конечно, как всегда, утром заходила Йозефа Душек, чтобы узнать, как у них дела, и немного развлечь Констанцию. Йозефа сделала довольно заманчивое предложение — пригласила его в свой домик за городом, среди виноградников. Там никто не отвлекал бы Моцарта. Поклонники туда не доберутся, и кроме нее, Йозефы — старой подруги семьи и великой певицы, никого не будет. Она-то и станет охранять его покой в этой Богом забытой глуши. Они не возьмут с собой даже ее мужа Франца. В конце концов, Франц загружен уроками игры на клавесине, которые он давал своим ученикам в городе.
Однажды Йозефа, Франц, Констанция и Моцарт уже ездили к виноградникам, чтобы осмотреть местность. Здесь, над великолепием пейзажа, царила невероятная тишина, и Констанция вдруг стала молчаливой, а Франц и вовсе погрустнел. Поэтому Йозефа и Моцарт отправились прогуляться по огромному парку вдвоем. Они поднялись на небольшой холм, где был расположен павильон. Оттуда открывался превосходный вид, который заставлял забыть обо всем.
Через день Констанция рассказала мужу, что, по слухам, Йозефа получила этот загородный дом в подарок от одного поклонника. Злые языки, в том числе и хозяин гостиницы, утверждали, что у нее был не один, а много поклонников, с которыми она не стыдилась показываться на людях. К тому же все якобы знали, что Йозефа не воспринимает всерьез свой брак с Францем. Он был намного старше, и потому она относилась к мужу скорее как к отцу. С того дня Констанция стала называть этот загородный домик «домом для развлечений», и они часто спорили, может ли он, Моцарт, поехать туда и на время остановиться в комнатах с алыми и бледно розовыми драпировками, вдали от своей супруги. Сегодня утром Йозефа еще раз повторила свое приглашение. Казалось, что для нее визит Моцарта был решенным делом и она не потерпит отказа. Констанция с насмешкой рассказала об этом супругу, словно была абсолютно уверена в том, что сможет удержать его возле себя, в гостинице. Но он-то уже давно знал, что только в этом загородном домике у него появится возможность поскорее закончить работу над оперой.
От этого разговора у Моцарта пропал аппетит, прекрасный фазан и овощи показались ему безвкусными. Каждый день они говорили об одном и том же. То и дело вспыхивали ссоры, стоило только кому-то из них упомянуть Йозефу Душек! Но ему было совершенно безразлично, сколько у нее ухажеров — один, два или сорок шесть. Какое ему до этого дело? Вообще-то его это не касалось. Сейчас все мысли Моцарта были заняты вовсе не этими сплетнями, а лишь недостающими иктами оперы, например впечатляющим финалом. До, до… До!
