То, что Нодье был в определенной степени лгуном и выдумщиком — сомнению не подлежит. Свою книгу он нафаршировал сведениями, преувеличивающими роль филадельфов, приписал им имена людей и события, с которыми те, скорее всего, не могли иметь ничего общего. Тем не менее, сейчас уже не подлежит никаким сомнениям, что филадельфы действовали внутри Великой Армии как грозная антинаполеоновская организация, а драматичный поединок между ней и французской контрразведкой завершился весьма кроваво. Это признали в качестве факта известнейшие французские историки во главе с такими мэтрами, как профессора Луи Маделин[310] или Жорж Лефевр[311], автор одной из лучших биографий Наполеона. Но, хотя они опирались на документальные источники[312] и мемуары[313], все равно не могли прояснить вопроса о возникновении и деятельности филадельфов. Они и до нашего времени в значительной степени остаются загадкой. Все те сведения, которые читатель найдет ниже, это, собственно, все (понятно, очень сокращенно), в чем можно быть уверенным на сто процентов; и этого очень и очень немного.
Истинный военный заговор под названием «Philadelphes» (Филадельфы) появился из объединения нескольких более ранних секретных организаций. Одной из них были «Олимпийцы» (Olimpiens). Им целую главу в своих мемуарах посвятил первый детектив в истории, бывший галерник, а затем — создатель французской уголовной полиции (Сюрте — Surete), Франсуа Эжен Видок[314]. Организация олимпийцев, состоявшая из офицеров (сначала только флота, но затем и армии), была образована в 1804 году в Булонь-сюр-Мер[315] по инициативе юного Кромбе де Намюра и провозглашала лозунги равенства, братства и ненависти к тирану. На то, какой тиран имелся в виду, указывал символ-герб олимпийцев. Это была появляющаяся из облаков рука, которая вздымала кинжал над бюстом Цезаря. В начале 1806 года в среду олимпийцев проникли идеи филадельфов.
Зарождение первых филадельфов произошло раньше, но здесь вопрос весьма запутан. Название было дано приятелем Робеспьера, Филиппом Буонаротти, демагогом и лжецом, который выдавал себя за потомка Микеланджело. В эпоху Революции он получил от Конвента гражданство Французской республики и звание правительственного комиссара. За злоупотребления на этом посту Буонаротти попал в тюрьму, где познакомился с якобинским террористом (и одновременно идеалистом), Франсуа Бабёфом, впоследствии — редактором газеты «Народный Трибун». За участие в заговоре Бабёфа, Директория приговорила итальянца к изгнанию. Тогда Буонаротти, якобы вдохновленный философией своего казненного приятеля[316], где любовь к народу смешивалась с ненавистью к классам собственников, начал создавать новые заговорщические организации, только нет никакой уверенности в том, имел ли он какое-либо отношение к появлению филадельфов.
Во времена Директории во Франции уже существовало несколько организаций (или региональных ячеек) филадельфов, в основном, во Франш-Конте и Бретани. В эпоху Консульства начались первые контакты филадельфов с олимпийцами. Очень скоро у полиции и разведки появились первые данные и более-менее верное понимание деятельности этих сообществ, были приняты и первые репрессивные меры[317]. Но император и правительство пренебрежительно относились к этим донесениям, считая филадельфов подобными самым разным анемичным группкам более или менее наивной оппозиции. До 1806 года такое отношение было оправданным, поскольку, как олимпийцы, так и филадельфы, пропитанные наивным идеализмом и масонством, никакой угрозы не представляли и поединка не стоили (рука с кинжалом у олимпийцев была всего лишь символом и ничем более). Но именно из-за такого пренебрежительного отношения был упущен момент их превращения в готовую идти на все подпольную организацию внутри Великой Армии.
По мнению Нодье и Видока, вдохновителем этих перемен был полковник Жак Оде (Oudet). Был ли он организатором объединения двух организаций, нам не известно. Более вероятно, что военный заговор филадельфов был образован группами отчаянных офицеров из более ранних организаций, покинувших своих товарищей-теоретиков, и имевших различные программы действий. Зато программа армейских филадельфов содержала только один пункт: свергнуть Бонапарта путем вооруженного переворота. Это, по крайней мере, имело смысл, поскольку пустой болтовней свергнуть Наполеона было невозможно.
Нелегко сориентироваться, действительно ли, как утверждал Кэстлри (это подтверждается и сообщением Нодье), филадельфы имели роялистскую ориентацию, или же они были республиканцами. Лично я, учитывая Мемориал, уверен, что филадельфы были заговором роялистов, хотя и не отбрасываю полностью возможности, что в их рядах сочетались самые различные, и даже противоположные, течения, связанные лишь ненавистью к Наполеону. Сам Оде, сын зажиточного крестьянина из Юры и убежденный революционер 1793 года, считался якобинцем. Но это ничего не меняет, поскольку известно, что многие якобинцы в эпоху Империи работали на Бурбонов.
Так или иначе, организация появилась и начала готовиться к покушению и захвату контроля над Великой Армией. По сведениям некоторых источников, главой заговора был полковник Оде (его филадельфийский псевдоним был «Филопоймен», от имени знаменитого греческого полководца, победителя спартанцев). Но возможно ли, чтобы во главе столь серьезного заговора стояла личность, столь мало значащая и столь низкого ранга? Лично я склонен предполагать, что за Оде, выступавшим для младших заговорщиков в качестве шефа, стоял некий «мозг» или группа влиятельных офицеров, желавших до времени скрывать свою принадлежность к филадельфам. Нодье упомянул генералов Моро (Moreau)[318] и Мале (Malet)[319], упоминали и про Бернадотта[320], но уверенности никакой нет. До настоящего времени мы так и не знаем, кто был истинный глава филадельфов[321]. Если бы мне пришлось указать на кого-то, я бы поставил на Мале, который неутомимо подсиживал императора и попытался совершить государственный переворот в 1812 году. Даже если он и не возглавлял их, то наверняка был в главном штабе филадельфов.
Зато нам известно, почему филадельфы не были разгромлены сразу, в самом начале своей деятельности, хотя с 1806 года разведке было известно про их тайные собрания. Здесь все дело в двойственности разведки. В тогдашней Франции функционировали две конкурирующие одна с другой организации разведки и контрразведки, одна — министра полиции Фуше, а другая — шефа жандармерии и охраны императора, генерала Савари, заместителем которого был Шульмайстер. Человеком, который первым напал на след, был Фуше[322]. Но министр полиции ненавидел (взаимно) Савари и к Наполеону относился с прохладцей, хотя формально служил ему. Неформально же министр сотрудничал с английской и австрийской разведкой, одновременно являясь рядовым агентом разведки русской[323]. В такой ситуации нельзя удивляться тому, что Фуше, хотя и поручил разрабатывать олимпийцев графу де L…, а филадельфов — другим своим агентам, ничего заговорщикам не делал. А вот Савари с Шульмайстером напали на след позднее, причем, как на это указывает Мемориал, только в связи с операцией «Шахматист».
