Андре-Луи оглядел враждебную группу, манеры и одежда которой не оставляли сомнений относительно их принадлежности. Он остановился, ища взглядом человека, с которым ему не терпелось столкнуться, однако де Латур д’Азира среди них не было. Это показалось ему странным: ведь маркиз был кузеном и близким другом Шабрийанна и сегодня должен был находиться в первых рядах. Дело же заключалось в том, что Латур д’Азир был изумлен и глубоко опечален совершенно неожиданным поворотом событий, к тому же какое-то странное чувство сдерживало его желание отомстить. Возможно, он тоже помнил роль, которую сыграл Шабрийанн в той истории в Гаврийяке, и видел в безвестном Андре-Луи Моро, упорно преследовавшем его, рокового мстителя. Собственная нерешительность, особенно после провокации, озадачивала маркиза.
Поскольку среди ожидавших Андре-Луи не было Латур д’Азира, ему было все равно, кто будет следующим. Им оказался молодой виконт де Ламотт-Руайо, один из самых смертоносных клинков в этой компании.
На следующее утро, в среду, Андре-Луи, снова опоздав в Собрание на час, объявил почти в тех же выражениях, как сообщал о смерти Шабрийанна, что господин де Ламотт-Руайо, вероятно, не будет нарушать согласие в Собрании в течение нескольких недель. Он добавил, что, если виконту повезет, он полностью оправится от последствий неприятного происшествия, совершенно неожиданно случившегося с ним в это утро.
В четверг утром Андре-Луи сделал точно такое заявление относительно де Блавона. В пятницу он объявил, что его задержал господин де Труакантен, и, повернувшись к правой и придав лицу сочувственное выражение, сказал:
– Я рад сообщить вам, господа, что господин де Труакантен в руках очень искусного хирурга, который надеется вернуть его в ваши ряды через несколько недель.
Это было невероятно, фантастично, неслыханно. И друзья, и враги в Собрании с одинаково ошеломленным видом выслушивали эти ежедневные вежливые сообщения. Четверо самых грозных дуэлянтов-убийц выведено из строя, причем один из них убит, – и все это проделал с таким равнодушным видом и объявил небрежным тоном этот несчастный провинциальный адвокатишка!
Он начал приобретать в их глазах романтический ореол. Даже группа философов левой, отказывавшаяся поклоняться какой-либо силе, кроме силы разума, поглядывала теперь на него с почтительным вниманием, которого не смог бы привлечь к нему никакой ораторский триумф.
Постепенно слава об Андре-Луи разнеслась по всему Парижу. Демулен посвятил ему панегирик в своей газете «Революция», где назвал его паладином третьего сословия, и эту фразу подхватил народ, который тоже стал его так называть. Его с презрением упомянули в «Деяниях апостолов» – насмешливом органе партии привилегированных, который издавала группа беспечных господ, пораженных редкой близорукостью.
Настала пятница той бурной недели в жизни молодого человека, который впоследствии будет столь упорно напоминать нам, что он никогда не был человеком действия. Выйдя в вестибюль Манежа, Андре-Луи, шедший между Ле Шапелье и Керсеном, обнаружил, что там нет ни души, и даже приостановился от удивления.
– Значит, с них довольно? – спросил он, обращаясь к Ле Шапелье.
– Полагаю, с них довольно вас, – ответил тот. – Они предпочитают заняться тем, кто, в отличие от вас, неспособен постоять за себя.
Андре-Луи был разочарован: ведь он занялся этим делом с весьма определенной целью. Правда, убийство Шабрийанна было недурной закуской и принесло некоторое удовлетворение, но трое других были ему вовсе ни к чему. Он шел на дуэль с ними неохотно и постарался, чтобы они легко отделались – насколько позволяла его собственная безопасность. Неужели никто больше не клюнет на приманку и человек, для которого она предназначена, так и не покажется? В таком случае надо принять меры.
Снаружи под навесом стояла группа аристократов, которые о чем-то серьезно беседовали. Среди них Андре-Луи заметил де Латур д’Азира и сжал губы. Ему не следует провоцировать их – они сами должны втянуть его в ссору. В то утро «Деяния апостолов» уже сорвали с него маску, поведав, что он – учитель фехтования с улицы Случая, преемник Бертрана дез Ами. Для человека такой профессии опасно было участвовать в дуэли, а теперь, после разоблачения, целью которого была апология аристократии, – вдвойне опасно.
Однако надо было что-то предпринять, иначе все его усилия оказались бы напрасными. Подчеркнуто не глядя на группу привилегированных, Андре-Луи повысил голос, чтобы его услышали:
– Кажется, напрасно я опасался, что мне придется провести остаток своих дней в Булонском лесу.
Наблюдая за ними краем глаза, Андре-Луи заметил в группе движение. Они повернулись, чтобы взглянуть на него, и только. Ну что же, придется добавить. Медленно шагая между друзьями, Андре-Луи сказал:
– Ну разве не удивительно, что убийца Лагрона не предпринимает никаких шагов против его преемника? Впрочем, ничего удивительного. Возможно, на то есть причины. Скорее всего, этот господин благоразумен.
Андре-Луи уже миновал группу, и его последняя фраза повисла в воздухе, причем он сопроводил ее вызывающим смехом.
Долго ждать не пришлось. Позади раздались быстрые шаги, и на плечо легла рука, резко повернувшая его. Он оказался лицом к лицу с господином де Латур д’Азиром, глаза которого сверкали от гнева. Все свидетели этой сцены стояли в замешательстве.
– Полагаю, вы имели в виду меня, – спокойно произнес маркиз.
– Я имел в виду убийцу – это так, однако я говорил со своими друзьями. – Андре-Луи казался еще более невозмутимым, чем маркиз, так как был опытным актером.
– Вы говорили довольно громко, так что невольно можно было услышать.
– Тот, кто желает подслушать, часто ухитряется это сделать.
– Я вижу, что ваша цель – оскорбить.
– О нет, маркиз, вы ошибаетесь, я никого не хочу оскорбить. Однако я терпеть не могу, когда меня хватают руками, особенно если не считаю их чистыми, поэтому от меня вряд ли можно ожидать учтивости.
Веки господина де Латур д’Азира вздрогнули, и он поймал себя на том, что чуть ли не восхищен тем, как держится Андре-Луи. Ему даже показалось, что он сам проигрывает при сравнении, поэтому он потерял самообладание и пришел в ярость.
– Вы говорили обо мне как об убийце Лагрона. Не буду притворяться, что не понял вас, тем более что вы уже излагали мне свои взгляды раньше.
– О сударь, я весьма польщен!
– Тогда вы назвали меня убийцей за то, что я воспользовался своим искусством, чтобы избавиться от смутьяна, который угрожал моему спокойствию. А чем же лучше вы, учитель фехтования, задирающий тех, кто, естественно, хуже вас владеет шпагой?
