– Голос выдаст ее.
Молодые люди сели в карету и в четверть часа проехали расстояние, отделяющее Шальо от Вавилонской улицы, в конце которой находился отель Сент-Люс. С обеих сторон въезд в улицу был загроможден экипажами, а двор был полон выездными лакеями.
Р. взял под руку влюбленного и провел его в первый этаж отеля, где находился бальный зал. Зал был залит светом и пестрел разнообразными костюмами. Толпа была так густа, что Арман и его проводник принуждены были дождаться на пороге, когда кончится вальс.
– Это сказка из «Тысячи и одной ночи», – произнес какой-то молодой человек, стоявший рядом с ними.
– Вон танцует царица, – сказал другой и указал при этом рукой.
Арман взглянул по направлению, куда указал говоривший, и увидал белокурую, воздушную баронессу, вальсировавшую с неподдельным увлечением с кавалером в костюме янычара, в котором он тотчас же узнал графа Степана.
Сын полковника снова почувствовал прилив ревности, которая причинила ему уже столько страданий в тот день, когда он встретил в Лесу баронессу Сент-Люс с красавцем русским в коляске.
Баронесса танцевала с упоением и в вихре вальса, казалось, забыла о своих гостях и обо всем мире, несясь в объятиях своего кавалера.
– Решительно, – раздался голос около Армана, – граф Степан счастливец.
Это сказал молодой человек, почти юноша, тоже влюбленный в баронессу и ревновавший ее к графу.
– Почему счастливец? – спросил другой.
– Потому что он танцует с баронессой.
– Это счастье доступно и тебе, мой милый. Стоит только пригласить ее.
– О, я говорю не об этом счастье!
– Так о каком же?
– Ах, совсем о другом!
– Милый друг, баронесса так же благоволит к графу Степану, как к тебе и ко мне.
– Ну, сомневаюсь в этом.
– А доказательства?
– Видишь ли, у меня нет доказательств, зато есть убеждение.
Этот разговор, который велся вполголоса, терзал сердце Армана, и, слушая его, он цеплялся за страшную надежду.
– Это не она, это не может быть она, – утешал он себя. Вальс кончился; танцоры провели своих дам на места, и в зале восстановилось движение.
– Идемте, – сказал г-н Р., пробиваясь сквозь толпу и направляясь к баронессе.
Сердце Армана билось усиленно, он шел шатаясь. Ее слова должны были послужить ему приговором.
– Баронесса, – сказал Альберт Р., – позвольте мне представить вам господина Армана Л.
Очаровательная, хотя и бесстрастная улыбка скользнула по губам баронессы; она ответила поклоном на почтительное приветствие Армана и, играя веером, произнесла несколько слов. Эти слова, сопровождаемые стуком веера, были сказаны так тихо, что Арман не мог уловить звука ее голоса. Баронесса удалилась, опираясь на руку своего кавалера.
Арман был страшно бледен, и его волнение обратило бы на себя внимание в менее многочисленном обществе.
– Это она, – сказал он Альберту Р., – я не сомневаюсь более! Это она!
– В таком случае она превосходно владеет собой, – сказал последний. – Потому что она вынесла ваш взгляд совершенно спокойно. Вы пригласите ее танцевать?
– Да, да… – бормотал Арман, нервно дрожа. – И вы в самом деле думаете, что граф Степан пользуется успехом?
– Друг мой, – ответил Альберт, – чтобы ответить на ваш вопрос: да или нет, – надо застать его на коленях перед баронессой Сент-Люс, хотя и это еще ровно ничего не докажет, кроме его страсти, которую она может и не разделять.
– Значит, вы думаете?..
– Я ничего не думаю! Быть может, да, быть может, нет. В свете, видите ли, существует два способа скрывать свою интригу: первый, и более вульгарный – это держать в отдалении своего поклонника, даже выказывать к нему антипатию, никогда ему не улыбаться, чтобы не возбудить чьего-либо подозрения, а второй, и более оригинальный – это способ баронессы, если только у нее есть интрига с графом. Она сделала его своим кавалером, он всюду сопровождает ее, и свет, не отличающийся особенною прозорливостью, говорит:
– Если бы он был тем, чем кажется, то она не афишировала бы так свою связь. Это не более как уловка.
Альберт Р. взглянул на Армана и заметил, что он бледен, как смерть.
– Неужели вы так любите это таинственное существо, лица которого вы ни разу не видали? – спросил он.
– Страстно!.. – ответил Арман.
– А если это не баронесса Сент-Люс?
– Ну что ж! Я обойду весь свет, но найду ее.
– А если это она?
Этот вопрос, поставленный ребром, ужаснул молодого человека.
– Да, – продолжал Альберт, – если это она, что вы сделаете?
– Не знаю…
– Дорогой мой, поверьте моей опытности: легче поднять Атласские горы и возложить их на ваши плечи, чем вернуть женщину человеку, которого она разлюбила. Теперь она любит графа Степана.
– Ну, что ж, я убью его!
– Это было бы несправедливо.
– Почему?
– Потому что дурно и нечестно мстить человеку за то, что его предпочла любимая женщина.
В это время молодые люди, стоявшие посреди залы, увидели баронессу, направлявшуюся к ним. В этот раз она шла под руку со старым дипломатом.
Арман подошел к ней и сказал:
– Могу я рассчитывать на счастье, баронесса, что вы согласитесь протанцевать со мною следующий вальс?
Она ответила утвердительной улыбкой, слегка наклонила голову и прошла мимо.
Все это было так естественно, что нельзя было и предположить, что она намеренно избегает вступить в разговор.
В течение часа Арман бродил по залам в лихорадочном нетерпении, ожидая начала вальса, который он должен был танцевать с «нею»; услышав ритурнель, он почувствовал страшное волнение.
– Ну, смелее! – шепнул ему Альберт Р.
Арман подошел к баронессе и напомнил ей данное слово.
– С удовольствием, – ответила она ему, вставая и опираясь на его руку.
Ах, она заговорила, и тембр ее голоса явственно прозвучал в ушах Армана; молодой человек растерялся, услышав снова мелодичные звуки, которые заставляли так часто трепетать его сердце.
В двадцать лет человек положительно ребенок в проявлениях своих чувств и делает глупость за глупостью. Арман должен был бы сначала понаблюдать эту женщину и проверить, действительно ли она всецело завладела его сердцем, показать же госпоже Сент-Люс, что он ее не знает, было бы в высшей степени умно и тактично. Но Арману было всего двадцать лет. Едва раздались первые такты вальса, как он увлек баронессу и, весь дрожа, сказал ей:
– Наконец-то… наконец-то… я нашел вас.
Она склонилась на его руку с неподражаемой грацией и, полузакрыв глаза, казалось, с увлечением отдалась вихрю вальса, когда слова Армана долетели до ее слуха.
Ее глаза широко раскрылись от любопытства, она с удивлением посмотрела на него и спросила:
