Я даже подьячих особо не напрягал, потому что чуял – объяснять бесполезно. Не потянут они систематизацию. Я-то представляю, какой она должна быть, а для них это темный лес, так что проку не выйдет. Ухлопаю кучу времени на пояснения, а они все равно сделают не так, как мне надо. Нет уж.
И я самолично чуть ли не каждую ночь напролет ползал по картам и рисовал схемы. Воротынский не говорил ни слова. Изредка зайдет, деликатно посмотрит на нарисованные мною квадратики, стрелки, кружочки, вздохнет и тихонько, сам для себя, уважительно пробурчит: «Вона он какой – сво-о-од».
Уходил бесшумно. Я как-то глянул вслед и глазам не поверил. Мать честная! Это ж он на цыпочках, чтоб подковками каблуков не греметь. Ну ничего себе!
За все это время я, можно сказать, ни разу не высунул носа на улицу – так усердно вкалывал. Хотя нет, одно исключение было – это когда меня, робея и поминутно извиняясь, навестил старинный знакомый и бывший, хоть и фиктивный, холоп Андрюха.
По счастью, обоз из костромских вотчин Годунова, с которым приехал Апостол, прибыл в Москву уже после пожара. Получив вольную – Борис честно держал слово, – Андрюха недолго думая решил податься… в священники. Признаться, слышать об этом мне было немного удивительно, но если разобраться, то ничего диковинного – парень давно тяготел к этой стезе. К тому же с грамотеями на Руси по нынешним временам изрядный дефицит, а за то время, что он провел у Годуновых, Андрюха не терял времени даром, сумев не только освежить прежние знания, но и изрядно их приумножить. Сейчас Апостол мог бегло читать псалтырь и благодаря хорошей памяти назубок усвоил все молитвы, которые ему только доводилось слышать во время богослужений и исполнять, стоя в хоре певчих.
Но особенно он гордился тем, что занималась с ним сама Ирина – Годунов и тут не солгал. Бойкая девчонка от нечего делать по ходу игр с младшим Висковатым занялась обучением Андрюхи письму и чтению. В кои веки Апостол слегка сплутовал и, когда Ирина спросила, умеет ли он читать, не стал отвечать утвердительно, а неопределенно пожал плечами. Ожидавшая отрицательный ответ Иришка восприняла его так, как она предполагала, и… приступила к занятиям. Поначалу ей было в забаву, но потом понравилось ощущать себя эдакой строгой учительницей и иметь послушного, а вдобавок весьма смышленого ученика.
«Наверняка его будет распирать от гордости лет через пятнадцать, когда юная проказница из веселой девчонки превратится в красавицу-царевну, а затем и царицу всея Руси Ирину Федоровну», – мелькнуло у меня в голове, но я промолчал, лишь улыбнулся.
Вдохновленный этим негласным поощрением Андрюха ударился в рассуждения о своих радужных перспективах, в которых, по его уверениям, Апостолу явственно светил чин диакона, а там и священника. Это не раз подтверждал и священник церкви Ильи-пророка, где Андрюха ныне подвизался в качестве прислужника. Правда, до этого еще ждать и ждать, но исключительно из-за недостатка лет. Дело в том, что минимальный возраст кандидата должен быть не менее двадцати пяти лет, а для рукоположения в священнический сан – не менее тридцати.
– А если в монахи? – поинтересовался я. – Там-то можно пролезть еще выше – в архимандриты, епископы, а то и в митрополиты. Да и начинать можно уже сейчас, не дожидаясь, пока стукнет четвертак.
– Паленый сказывал, что непотребство в монастырях в изобилии, – степенно возразил Апостол. – Брехал, конечно, но, ежели хоть десятая часть поведанного им истина, мне там делать нечего.
– Монастырь монастырю рознь, – философски заметил я. – Можно через знающих людей подобрать какой-нибудь приличный. Помочь?
Андрюха смущенно умолк, потупился и тихонько пояснил:
– Я и сам поначалу туда хотел, да потом заглянул к пирожнице, коя мне жисть спасла. Ночевать-то негде было, вот и напросился, ну и… грех попутал…
– Делов-то, – пренебрежительно усмехнулся я, еще не поняв до конца все глубины проблемы. – Ты покайся, сын Лебедев, и бог простит – он всех прощает.
– Каялся, – торопливо заверил меня Апостол, разрумянившись от волнения еще сильнее. – Я с того времени кажное утро каюсь, а опосля… – И осекся, жалобно глядя на меня.
М-да-а, кажется, тут гораздо серьезнее, чем я предполагал поначалу. Ну с Глафирой все понятно – бойкая вдова не хочет упускать выгодную партию, а вот Андрюха по неопытности, похоже, просто влетел или…
– Я уж и в послушники было ушел. Цельных три дни в монастыре плоть многогрешную умерщвлял, а потом… – Он, не договорив, обреченно махнул рукой.
– Снова к ней подался? – уточнил я.
– Ага, – кивнул он и вновь потупился, буркнув: – Бесы искушают.
– А может, это любовь? – возразил я. – Тогда бесы тут ни при чем.
– Вот и Глашенька тако же сказывает. Мол, блуд, он токмо до венца, а венец все покроет, – мгновенно оживившись, торопливо зачастил Апостол. – К тому ж богу служить и в попах можно, а им, напротив, даже прихода не дают, покамест неженатые.
– И ты… – продолжил я за него, – решил жениться.
– Она уж и летник нарядный пошила, – прошептал он. – И кику купила. Опять же тяжко ей ныне. Простому люду нынче не до пирогов, а тут мужик в хозяйстве будет, подсобить, принесть, унесть и прочее… Одной-то ей нипочем не управиться. – И вновь, залившись румянцем, заспешил-заторопился: – Но ежели ты в гости заглянешь – не сумлевайся, примем яко должно. Оченно ей охота тебя за свое спасенье отблагодарить. Мы уж когда прознали, что ты от ран изнемогаешь, и свечки в церкви за твое здравие ставили, и молитвы возносили… – И спросил еле слышно: – Ты как, князь-батюшка? Не желаешь по старой памяти на часок малый нас проведать?
Вот тогда-то я в первый раз со времени приезда из Серпухова и выехал со двора Воротынского. Пышнотелая пирожница, которая, по-моему, раздобрела еще больше, встретила меня действительно радушно и чертовски гостеприимно. Судя по нежным взглядам и ее поведению во время поцелуйного обряда, мне даже показалось, что она готова отблагодарить за свое спасение не только знатным угощением – достаточно лишь слегка намекнуть. Однако намекать я не стал, ограничившись похвалами в адрес гостеприимной хозяйки и комплиментами по поводу удавшихся пирогов, вкуснее которых хоть полсвета обойти, все равно не найти.
Кстати, идея вначале зазвать меня в гости, а потом, уже у себя дома – Глафира почему-то решила, что тут отказать будет гораздо тяжелее, – пригласить на свадебку, взяв слово, что непременно буду, принадлежала именно пирожнице – сам Апостол до такой хитроумной многоходовой комбинации не додумался бы. Действовала она исподволь, разработав целый план, чтоб ненароком не спугнуть потенциального свадебного генерала. Очень уж ей хотелось, чтобы я – шутка ли, целый князь – поприсутствовал на их торжестве.
