— Ты сохранил то, что я попросила тебя спрятать? Он указал на подушку, лежащую возле нее. Там она увидела руку Анны Болейн, тщательно завернутую в ткань.
— Мой народ также бережет кости предков.
— Эта женщина — не мой предок. Она… — Анна замялась, не зная, откуда начать и что именно открыть. — Она обладала силой. Она поручила себя моему отцу. Он старается сохранить — это. Спрятать от людей, которые готовы использовать ее во зло, осквернить ее память. Но это так…
Она смолкла. Как объяснить ему, в какой она опасности? Пока что она двигалась вслепую, следуя предостережениям своих снов. Впереди была полная неясность. И тогда она вспомнила еще одну вещь, о которой можно было сказать.
— Меня назвали в честь этой женщины. Нас обеих зовут Анна.
— Анна, да. Я узнал твое имя, потому что ты сказала его врачу, который тебе помогал.
— Правда? Я этого не помню. Тагай встал и поклонился.
— Ты назвала себя Анна Ромбо. А мое имя — Тагайниргийе. — Тут он улыбнулся, потому что эта цепочка странных слогов вызвала у нее на лице выражение недоумения. — Меня называют Тагай. Пока ты не стала Анной, я принял тебя за Атаентсик, дочь Бога Солнца. За богиню, которая упала на землю.
— Я не богиня, — отозвалась девушка. — И мой отец — совершенно не бог. Он — человек по имени Жан Ромбо.
Произнеся его имя, Анна вдруг вспомнила, как отец звал ее, когда она летела с крыши. Она приподнялась на кровати, но решительная рука, оказавшаяся у нее на плече, заставила ее лечь обратно. У нее кружилась голова, однако все решила именно рука. Ради разнообразия не рука Анны Болейн. Рука этого мужчины.
Где бы ни находился сейчас ее отец, это ему придется прийти к ней.
* * *
— Эй, ты! Почему ты ничего не несешь? Мы лени не потерпим, сударик мой!
Жан низко склонился и получил удар тростью по заду. Он снова вернулся к месту пира, где еще трое слуг пытались поднять тяжелый дубовый стол. Жан взялся четвертым, напрягся — и они потащили мебель в двери, в глубину дворца.
Ночь выдалась долгая, и его костюм дворцового слуги оказался не только благом. Всякий раз, как Жан оказывался внутри дворца и пытался ускользнуть, кто-нибудь из слуг или управляющих требовал от него помощи. Остатки пиршества необходимо убрать к полудню, потому что в это время король выйдет на прогулку по саду со своей любовницей. Ни одного следа не должно остаться. И слуги, словно муравьи, сновали туда и сюда.
Как это ни странно, Жану начало нравиться его занятие. Благодаря костюму его все принимали как своего, а странная выпуклость под фартуком — спрятанный там меч — не вызывала комментариев. Среди рабочих пчел было как минимум еще три горбуна. Слуги шутили, жаловались и смеялись. Перед рассветом им дали тушеного мяса с овощами. Мясо оказалось жестким и припахивало — Жан даже заподозрил, что это была медвежатина. Но блюдо оказалось сытным, и хотя тревога за Анну до конца не оставляла, она спряталась куда-то в дальний уголок его сознания. Во время работы он прислушивался к разговорам слуг. К утру он уже довольно точно знал, куда именно отнесли его дочь.
Сплетничали даже больше, чем жаловались. И немалая часть сплетен была связана с необычайными событиями этой ночи — падением женщины с крыши. Жан многое узнал о мужчине, который унес его Анну: он был любимцем не только у короля, но и у служанок. И похоже, многие из них знали его очень близко. Одна из кухонных девушек — большегрудая и с надутыми губами — явно ревновала. Она стала говорить о том, какая дурная репутация у этого индейца. А толстенький лакей по имени Каусек, который почти всю ночь жаловался на спину и не поднимал никаких тяжестей, встал на защиту юноши. Вся эта история похожа на романтическую повесть вроде тех, что печатаются на листках, которые продаются в Париже на любом углу, заявил он.
Когда прозвонил полуденный колокол, Жан осушил кружку пива и тихо встал. Пора начинать поиски. Он уже почти добрался до двери, когда она распахнулась.
— Говорил же я вам, что это — как романтическая повесть с улицы? — воскликнул Каусек, размахивая листком. — Смотрите, смотрите! «Принц-дикарь и крылатая возлюбленная»! Здесь написано, что упавшая девушка — незаконная дочь короля Франциска! Покойного короля и одной из вас, распутных служанок!
С хохотом, протестами, презрительными возгласами и улюлюканьем все столпились вокруг толстячка. Жана затянули обратно в комнаты.
— Как эта история могла уже оказаться на улицах? — спросил он у Каусека, который пытался не выпустить брошюрку из рук.
— Ты шутишь? Да к вечеру напечатают уже полдюжины вариантов. Наборщики трудятся всю ночь, и им нужно именно такое, чтоб за душу забирало. Эй! — крикнул он. — Поосторожнее, не то порвете! Дайте, я прочту. Все равно я один здесь умею читать.
По крики одобрения он прочел вслух историю, написанную «Доктором М., личным врачом его величества короля Генриха Второго Французского». Это была обычная чушь — Жан и прежде читывал нечто подобное. Безответная любовь, жестокость Тагая: заложник-варвар отверг незаконнорожденную дочь короля, так что бедняжка бросилась с башни на землю, но чудом поплыла вниз, точно по воде, потому что сила любви подарила ей крылья ангела. И это открыло принцу варваров глаза на ее христианскую стойкость и красоту. Но Жан едва разбирал все эти благоглупости, настолько его потряс подзаголовок: «История канадца Тагая и француженки Анны Ромбо».
Едва услышав имя своей дочери, он метнулся к двери — и на этот раз сумел удрать.
«Каким образом они выведали, как ее зовут?» Безопасность заговорщиков была основана на том, что в Париже их никто не знает, однако теперь имя Ромбо будут повторять на всех улицах города. Если оно уже напечатано в листовке, то к вечеру окажется на устах всех трубадуров.
Ему необходимо срочно найти дочь. Им надо скрыться из Парижа.
* * *
Томас Лоули разгладил листок на столе и глянул в сторону двери, где его спутник бдительно нес стражу. Джанни едва посмотрел на текст, не выразив ни малейшего удивления по поводу того, что его сестра внезапно превратилась в чудо любви. Было совершенно очевидно, что Анна его не интересует. Джанни Ромбо волнует только украденное и то, как его вернуть.
Томас потер больную ногу. Повязка по-прежнему стягивала его колено. Он сам наложил ее так, как она была завязана в тот день, когда он проснулся утром в Тауэре почти неделю тому назад. Повязка помогала: теперь он мог двигаться. Однако улучшение здоровья стало не единственным результатом его столкновения с Анной Ромбо — об этом говорили чувства, с которыми иезуит читал невероятную любовную историю.
Томас Лоули перекрестился, склонил голову и, прикрывшись ладонью, начал молиться: