Лагардер и два бретера выбрались из ущелья. Шевалье это ничего не стоило; Кокардасу же с Паспуалем тоже приходилось проделывать в своей жизни столько самых неожиданных упражнений, что приятелей вряд ли можно было чем-нибудь удивить.
Лошади, оставленные в придорожной роще, спокойно поджидали своих хозяев, пощипывая сочную травку. Четыре всадника вскочили в седла и помчались прочь.
Если бы во времена Кокардаса было известно выражение «оставить с носом», он бы сказал, что они «оставили с носом людей Гонзага». В полной темноте на лице гасконца сияла радостная улыбка: оставить противника с носом было ему порой даже приятнее, чем оставить его бездыханным и с раной в груди.
– И пусть катятся ко всем чертям! – хохотал он. – А чертовки у них и так есть!
Лагардер долго не мог решить, куда направиться: в Сарагосу или к границе. Обещание, данное Мариките, побуждало его ехать в одну сторону, долг призывал мчаться в другую. Но Анри все равно не знал, где прячут Аврору, и ясно, что маленькая цыганка ему этого не скажет…
Как ни горько было прерывать поиски, честь велела Лагардеру отправиться в армию и отважно сражаться во имя победы, которая позволит Франции диктовать Испании свою волю, а самому Анри поможет разыскать пропавшую невесту.
Итак, после долгих раздумий Лагардер решил пожертвовать встречей с Марикитой и направился к Памплоне.
Из-за туч вновь выглянула луна. Приспешники Гонзага посмотрели туда, где совсем недавно мирно беседовала ненавистная четверка, и вздрогнули.
– Там никого нет, – сказал Монтобер.
Все принялись хором звать Лагардера. Но им отвечало лишь эхо…
Что это – хитроумная западня? От шевалье, презиравшего любые опасности и сметавшего со своего пути любые преграды, можно было ожидать всего.
Как свора, потерявшая след, банда заметалась вокруг Козлиного Дола. Но сколько они ни вынюхивали, сколько ни всматривались в каждую трещинку – ничего! Пусто, тихо!
Костер давно погас, лишь луна теперь освещала хладные трупы чародеев. Напрасно верная гвардия Гонзага рыскала в поисках Лагардера – она так и не обнаружила никаких следов шевалье.
– Пошли отсюда, – буркнул Носе.
– Пошли, – согласился Таранн. – Мы все, господа, нынче с ума посходили, а ведь не пьяные… Один Ориоль вел себя скромно, однако не попади ему камень в ногу – боюсь, и он не сохранил бы верности прекрасной Нивель… Представляете, какой бы был ужас? Даже говорить об этом не хочу!
Ведьмы вцепились в кавалеров: в награду за свою снисходительность они умоляли хотя бы помочь им достать одежду. Фон Бац без зазрения совести ответил за всех:
– Што нам за тело от фашей отешты! Какими фас нашли, такими и оштафим.
Повесы вскочили на коней и умчались. До рассвета оставался лишь час. Колдуньям предстояло разобрать завал: хоть одна из них должна была попытаться как-то добраться до собственной одежды и платьев своих товарок.
Каторжная работа! Сдирая кожу с рук, обливаясь потом, ведьмы во главе с уродкой Хуаной принялись за дело. Они уже не вспоминали ни о Лагардере, ни об убитых чародеях, ни о живых распутниках, с которыми провели два последних часа; теперь женщины думали лишь о спасении собственной жизни…
Если сейчас мимо пройдет крестьянин, он тут же кликнет полицейских, а те потащат колдуний на костер! Многие из них в эту минуту готовы были отречься от своих заблуждений. Ах, если бы какой-нибудь монах пообещал им, что вместе с отпущением грехов они получат помилование и в этой жизни…
Наконец одна из ведьм перебралась через последнюю преграду и принесла ворох платьев. Все поспешно натянули на себя свои отрепья и разошлись по домам. Как раз светало…
Но прежде чем расстаться, они дали друг другу слово вернуться сюда следующей ночью и предать тела мертвецов огню.
Вечером Лагардер прибыл в Памплону. А Шаверни в это время катился с обрыва – прямиком в Козлиный Дол.
Как мы помним, встав на ноги, маркиз расхохотался. Но смеялся он недолго.
Не пройдя и трех шагов, Шаверни споткнулся о мертвое тело. Дальше он заметил еще два трупа, потом увидел и остальных убитых… и все были без одежды!
– Что это? – поразился маленький маркиз. – Что-то не видывал я прежде таких кладбищ. Правда, у нас в Париже на кладбище Невинно убиенных есть общая могила – может, и тут нечто в этом роде?
Он склонился над обезображенным телом. Свирепое лицо покойника как будто ухмылялось. Как ни отважен был Шаверни, но тут невольно содрогнулся – он ведь был один и без оружия…
Вдруг у него вырвался крик изумления: на теле мертвеца не было ни одной раны, лишь в самой середине лба запекся сгусток крови, струйка которой, оставив след на лице, пропитала козлиную бороду убитого.
– Здесь был Лагардер! – понял маленький маркиз. – Господи помилуй! Вот уж кто устали не знает!
Он хотел осмотреть все трупы, в ужасе ожидая, что обнаружит среди них тело самого шевалье или останки кого-нибудь из его спутников. Живых на этой лужайке явно не было…
Итак, Шаверни заглянул по очереди во все эти искаженные лица. Почти на каждом лбу он увидел знакомую страшную отметину. Вздох облегчения вырвался из груди юноши: он убедился, что никого их этих людей не знает.
Тогда маленький маркиз стал искать шпагу, которой при случае мог бы воспользоваться, но не нашел даже кинжала.
Это было странно. Лагардер не мог, просто обороняясь, без каких-то чрезвычайно серьезных причин, перебить столько безоружных людей. И в любом случае он не стал бы их грабить.
Или здесь побывал не он, или тут крылась какая-то тайна. Впрочем, для размышлений и догадок, которые становились все более фантастичными, место было явно неподходящим. Пусть уж лучше все само разъяснится со временем…
Лишь одно предположение показалось Шаверни правдоподобным: стычка происходила где-то неподалеку, а потом трупы скинули вниз на съедение волкам и стервятникам.
Так или иначе, приятного в этом странном некрополе было мало. Маркиз кинулся искать выход, чтобы поскорей выбраться отсюда, но тут раздались какие-то голоса.
Он прижался к скале и застыл, ожидая, что столкнется сейчас лицом к лицу о своими конвоирами, от коих только что избавился таким необычным и опасным способом.
Однако вскоре Шаверни к своему удивлению понял, что голоса, которые он услышал, принадлежат вовсе не мужчинам. Еще больше изумился он, когда увидел, что с десяток женщин спустилось в ущелье по веревочной лестнице. Каждая несла вязанку хвороста. Все эти странные особы собрались в центре лужайки и свалили хворост в одну кучу.
И совсем уже потерял маркиз дар речи, когда увидел, что женщины разделись донага, разожгли большой костер, покидали в него трупы и с пронзительными воплями принялись скакать вокруг огня.
