— Ты меня дразнишь! — вздохнула она облегченно и шутливо надула губки.
— Ну конечно!
И я поцеловал ее несчастный висок, от меня же недавно и пострадавший, и дальше нам стало совсем не до кошмаров — как будто их никогда и не было.
Жизнь-сказка с волшебными королевствами шла своим чередом, размеренная, беспечальная, и такая удивительно простая, когда, наконец, в нее стало возвращаться что-то почти раздражающее и кажущееся неуместно чуждым. Хотя — это ведь было здорово, что возвращалось.
Вернулись колдуны — из своих «полых холмов». А нервничать я, как обычно, начал заранее, зная об их подходе. Они будто хотели все разрушить. Я почти чувствовал враждебность.
Непременно разрушат. Как острая стальная струна, попавшая вместо нити в станок для ткущегося гобелена. Все разорвут, не по своему желанию, а по роковым законам физики. Неизбежно. И я ничего не смогу с этим поделать. И не смогу от этого сбежать.
А тут царили мелкие склоки, легко разрешаемые, как детские игры. Шли вполне серьезные «битвы за урожай», наполнявшие сердца вокруг весельем и радостью, и надеждами на будущее, которое — было ли? «Наконец-то ясное завтра» — такое близкое и такое мифическое, что от его невозможности хотелось перерезать себе горло. Но пока мы с Гвенивер осваивали соколиную охоту, летели сами вскачь, вслед за птицами, будто разрезая прильнувшие к земле небеса — океан простора и воздуха. И мимо проносились птицы, а иногда и шальные стрелы, и это был всего лишь свист ветра, и больше ничего.
Но любые каникулы пролетают быстро, и потом приходится признать, что это был лишь сон. Но в каждом таком сне — будто целая жизнь. Со своей юностью, расцветом, старостью и концом.
Они и выглядели ужасающе диссонансно и чуждо. Удивительно, что они не вызывали суеверный ужас одним только… но ведь вызывали же. Одним только видом. Хотя трудно было зацепиться за какую-то конкретную деталь, чтобы сказать, что здесь вопиюще не так. Дыхание чужого мира, режущее этот — по-живому.
— Ты как будто не рад, — беззаботно прощебетала Линор, пока я провожал ее до ее временного обиталища. — Выглядишь испуганным и виноватым. Что ты тут без нас натворил?
Внутренне я тут же поднялся на дыбы.
— Ничего! Уж «без вас», конечно, совсем ничего!
Линор остановилась и посмотрела на меня вприщур, будто в прицел винтовки.
— А что так свирепо?
Я обнаружил, что у меня дрожат руки, всерьез, не на шутку, и сжав кулаки, чтобы унять дрожь, постарался успокоиться.
— А ну-ка… — Она толкнула створку и затащила меня в открытую дверь. Я позволил ей протащить меня через всю комнату, мягко подтолкнуть к стулу и усадить.
— Эрвин, что случилось? Тебя трясет. — Ее руки лежали у меня на плечах, будто тоже помогая мне сдерживаться. Взгляд серых глаз был внимателен и обманчиво спокоен. — Ну что опять?
— Не хочу об этом говорить. Полная ерунда. Просто не могу разобраться…
— Хочешь.
— Ладно. Что случилось? Обычная человеческая счастливая семейная жизнь.
Она кивнула, все еще не понимая и не принимая всерьез.
— Да, я помню. Политический фиктивный брак… скоро все кончится и не надо будет притворяться. — Ах, какие мы благоразумные, спокойные и понимающие!..
— Притворяться?! Фиктивный! Черта с два!
Ее руки на моих плечах крепко сжались.
— Что значит «черта с два»?
— Не понимаешь? Не фиктивный. Самый настоящий. На полную катушку! — глаза Линор непроизвольно потрясенно расширились. Хватка ослабла.
— Но она же…
— Что?! Игрушка, по-вашему?!
Линор с каждым мгновением выглядела все потрясенней. Она нервно облизнула губы, явно не зная, с чего начать возражать.
— По-твоему! — вспылила она, и отпустила меня, будто оттолкнула. — Да как ты мог?!..
Я на мгновение прикрыл глаза.
— А вот мог. Для вас что, открытие, что я не всегда в себе?
На лице Линор вспыхнула ярость.
— Это что, такой демарш?! Показать, что все должны с тобой возиться, чтобы только ты не устроил черт знает что, на что у тебя, по твоему мнению, всегда есть индульгенция?! Показать, что все сволочи, раз бросили тебя одного на пару недель?! Да как мы смели, а?! А кто, черт побери, влез в короли себе на забаву? Тебя просили высовываться?! Нет! Так что это теперь за истерики на всю вселенную?!
— Пристрели меня!
— Иди к черту!
— Ты думаешь, я шучу или выделываюсь?
— Именно последнее!
— Ладно. Я урод. — Дрожь вдруг улеглась, и я вздохнул спокойнее. — Я все равно не смогу тебе этого объяснить. Себе-то не могу.
Она вдруг смягчилась.
— Прости, я знаю, стресс ищет выход…
— Да пошел он к черту, ваш стресс! Ты не понимаешь. Я не хочу считать ее игрушкой. Она — как этот мир. Весь целиком. Может быть, он не то, что мне нужно, но я окунулся в него, вжился, полюбил, неосторожно, неожиданно! Глупо. Я не должен был этого делать. Но к чему я никак не могу сейчас относиться всерьез, это к словам «должен» и «не должен». Я перестаю их понимать, и ни от кого другого не смогу услышать, неважно, насколько это будет верно. Даже от себя самого не могу. И зачем я все это несу? Что бы я ни сказал, звучит глупо, потому что это и слишком много для того, что я хотел бы сказать, и слишком мало.
— Гм… э… — рассудительно пробормотала Линор, пытаясь сохранять спокойствие. — Если рассуждать логически и примитивней, у тебя это первый брак, и он эмоционально сильно тебя задел…
— Не смеши меня! Первый! В дюжинах разных столетий — я знаю, как это бывает. Неважно, я там был, не я, я просто знаю! Все, что мы помним — все наше!
— Это не одно и то же тоже!
— Как мне это надоело!.. Если наша память — не наша! Если наши знания — не наши! Если наши жизни — не наши! Даже наши собственные! Тогда что это все такое? Занавеси для пустоты? Вечной? Всегда и везде? Здесь и сейчас. Каждое мгновение. Постоянное осознаваемое небытие! Мы можем все, мы знаем все, но нас не было, нет и не будет!
— Знаешь что? — изменившимся голосом сказала Линор. — Меня все это доконало. Надо срочно забирать тебя отсюда.
— Через мой труп! — рефлекторно ответил я, почти что к собственному удивлению.
— Желаешь — через все наши? — едко поинтересовалась Линор.
Я покачал головой и поднялся. Она не стала меня останавливать. От этого мне стало грустно. Но от любого другого исхода — было бы так же. А еще, я был уверен, что и ей тоже — грустно. А ведь они только что вернулись с очень важного дела. С победой. У этой задачи не было удовлетворительного решения. Даже если я утоплюсь в пруду, и то едва ли кому-то станет легче и радужней на душе.