— Что он сказал? — переспросил глуховатый Сулла.
— Он видел демона, — мрачно изрек Аппий под изумленный гул толпы.
Из груди Ореста торчала рукоять ножа. Сулла наклонился и извлек орудие убийства из остывающего тела.
— Я так и знал, — произнес он громким голосом. — Это варвары! Такими ножами они приканчивают жертвы на алтарях своих богов.
— Смерть варварам! — воскликнул сенатор Аппий, но тут же и осекся. Среди людей, окруживших тело поверженного Ореста, чужаки составляли большинство. Более того, варвары были вооружены, в отличие от римлян, которые если и могли им что-то противопоставить в этот несчастливый для себя день, то только бессильную ненависть.
— Да здравствует князь Сар, — донеслось вдруг до патрикиев с Капитолийского холма. — Да здравствует ярман Констанций.
— Что происходит? — в недоумении развел руками Сулла.
— Видимо, мятеж, — предположил побледневший Аппий.
Увы, сенатор ошибся. В этот день пал не только сиятельный Орест, вслед за ним рухнула империя. Звезда Великого Рима закатилась надолго, если не навсегда. Римские патрикии и сенаторы поначалу даже не поняли, откуда в городе взялись чужие легионы. И только с течением времени до них наконец дошло, что Рим не был взят штурмом. Просто люди, прежде верой и правдой служившие императорам, ныне обрели другого вождя. Князь Сар в сопровождении конных рексов проехал на глазах изумленных римлян под триумфальной аркой верхом на черном как сажа коне. А спешился он только у здания Сената. Никто не осмелился ему помешать. Гвардейцы сиятельного Ореста рассыпались по городу, словно их не было вовсе. Легионеры дружным ором приветствовали Сара на глазах потрясенных сенаторов. Вождь варваров окинул взглядом Капитолийский холм и произнес негромко, но веско:
— Отныне я правитель этой земли.
И в Вечном Городе не нашлось человека, который осмелился бы ему возразить.
Феофилакт узнал о приезде римских послов от Анастасия. Всесильный комит агентов иногда снисходил до живущего почти в полном забвении евнуха и делился с ним сведениями, почерпнутыми в императорском дворце. Трудно сказать, чем так приглянулся Анастасию этот небольшой домик, но бывал он здесь регулярно, повергая в трепет бывшего секретаря некогда всесильной Верины. Увы, императрица, отправленная в изгнание своим зятем божественным Зиноном, умерла четыре года тому назад. Впрочем, перед смертью она успела крепко насолить императору, подняв восстание в Кападокии, которое не было подавлено до сих пор. Возможно, хитроумный комит Анастасий полагал, что Феофилакт не потерял связь с окружением императрицы, но в данном случае он ошибался, евнух был уже слишком стар и слаб здоровьем, чтобы пускаться во все тяжкие. Накопленных за время службы сбережений ему хватало на тихую безбедную жизнь, а едва ли не единственным человеком, с которым он изредка общался, был бывший комит схолы нотариев Пергамий, ныне утративший всякое влияние на ход дел в империи. Да разве угнаться двум старым заезженным клячам за резвыми жеребцами из конюшни божественного Зинона.
— Жеребец — это я? — насмешливо спросил Анастасий у смутившегося Пергамия, пришедшего навестить старого знакомого и неожиданно для себя столкнувшегося здесь с комитом агентов.
— Сравнение лестное, — заступился за Пергамия хозяин дома. — Ибо конь всегда был для эллинов олицетворением удачи и почти божественной силы.
Пергамий за последние годы сильно сдал. Свалившиеся на его голову испытания оказались непосильными для бывшего комита, не отличавшегося даже в годы молодые силой ума и твердостью характера. В один несчастливый год бывший комит нотариев потерял зятя, дочь и внука. Правда, по слухам, варвары Сара пощадили малолетнего Ромула Августула, но где он находится сейчас, не знал никто, включая его несчастного деда. Феофилакт сочувствовал Пергамию и старался скрасить чужую бесприютную старость.
— Мятежники Илл и Леонтий пытаются договориться с рексом остготов Тудором, и, по моим сведениям, им это удалось, — холодно проговорил Анастасий. — Не исключено, что им помог кто-то из близких к покойной Верине людей.
— Уж не нас ли ты имеешь в виду? — горько усмехнулся Феофилакт, глядя на комита агентов слезящимися глазами.
Сиятельный Илл стал жертвой собственной ненависти к императрице Верине. Он так увлекся интригами против вдовы божественного Льва, что упустил из виду одно немаловажное обстоятельство: Верина, кроме всего прочего, доводится матерью сиятельной Ариадне. Добившись изгнания тещи императора из Константинополя, магистр Илл едва не пал жертвой наемного убийцы, нанесшего ему удар не где-нибудь, а на конном ристалище, почти на том самом месте, где был убит несчастный Арматий. Сомнений в том, что убийца подослан именно Ариадной, у Илла не было, но обвинить супругу божественного Зинона в покушении на свою жизнь он все-таки не рискнул. Зато у него не осталось практически никаких сомнений в том, что это покушение не будет последним. И дело здесь было не только в Ариадне, но и в комите агентов Анастасии, человеке хитром, коварном и не стесняющемся в средствах. Если бы Илл обратился за помощью к Феофилакту, то евнух многое мог бы рассказать ему о взаимоотношениях своего старого знакомого с императрицей. Но, возможно, у Илла были свои, не менее надежные информаторы. Хитрый исавриец очень быстро сообразил, что, имея врага в лице Ариадны, он недолго задержится на этом свете, а потому решил покинуть Константинополь, дабы не искушать судьбу. Зинон пошел навстречу соплеменнику и назначил его дуксом в Каппадокию. Увы, это было его самой крупной ошибкой. На этом свете не бывает ни вечных друзей, ни вечных врагов. Илл очень быстро сговорился с Вериной, и, действуя рука об руку, они захватили не только Каппадокию, но и Сирию.
— Если бы я имел в виду вас, патрикии, то не сидел бы сейчас за этим столом, — вздохнул Анастасий. — Мы разговаривали бы сейчас в другом месте, и вряд ли этот разговор получился дружеским.
За последние восемь лет Анастасий почти не изменился, и хотя возраст его давно уже перевалил за тридцать, он по-прежнему пленял как красотой лица, так и красноречием не только юных дев, но и много чего повидавших матрон. О его нежных отношениях с императрицей Ариадной знали многие, но пока что никто из чиновников свиты не рискнул донести свои подозрения до ушей Зинона. Впрочем, Феофилакт не исключал, что император догадывался о предосудительной связи своей жены с комитом, но помалкивал, не желая раздувать никому не нужный скандал. Возраст сиятельной Ариадны уже приближался к сорока годам, она стремительно теряла остатки былой красоты, а у Зинона и без нее хватало наложниц, дабы ублажать стареющую плоть.
