– Сердце, девочка… на секунду остановилось.
– Ты ему скажи, чтобы не останавливалось, – попросила Ксанфия. – Вот, хочешь, я тебе дам живулечку подержать?
Так они вместе и пришли к каминному залу – весёлая и беззаботная Ксанфия на костыльке и бережно держащая цыплёнка наша юная гостья.
Вечером, когда детвора в своих чистых и нарядных комнатах улеглась спать, я, Кристина и Эвелин сидели укромно возле мерцающих углей камина и неторопливо беседовали.
– Бэнсон предложил мне, – говорила Кристина, – приехать и познакомиться с людьми и с местом, в которое я могла бы переправить военное имущество моего дорогого Регента. Я согласна с Бэнсоном, что это сделать необходимо, поскольку в моих подвалах всё лежит без какой-либо пользы.
– Насколько я знаю, там очень много оружия, – ответил я, – оно и в «Шервуде» без надобности. Но у нас теперь работает отличный кузнец. Мы могли бы оружейный металл пережечь в оковку сундуков, чтобы кровь, лежащая на клинках, утратила всякий след в нашем мире. А сундуки будут мирно служить людям. Матросы станут привозить в них домой вино, фрукты, сладости. А в домах эти сундуки могли бы хранить детские игрушки.
– Томас, – проникновенно сказала Эвелин, – такая цель стоит твоих и времени и труда.
– Ну что же. Свободные лошади есть. Пару сухих цейхгаузов выделить можно. Но у меня имеется ещё одно соображение. И оно может предстать пред вами, Кристина, совершенно наглядно. Давайте оставим этот уютный камин и перейдём в мой кабинет. Уверяю, вы будете по меньшей мере удивлены.
«По меньшей мере», – подтвердила кивком Эвелин.
Мы встали, переместили к стене стулья и направились к круглой башенной лестнице.
Кажется, все старались ступать как можно тише, чтобы не разбудить детей. Но в дверях среднего, дамского апартамента стояла сонная, потирающая глазки Ксанфия.
– Тётя, – спросила она, когда мы приблизились. – Как твоё сердечечко, не болит?
– Всё хорошо, моя прелесть, – порывисто-нежно ответила ей Кристина.
Она наклонилась, взяла девочку на руки. Одну ручонку Ксанфия прижимала к животу, и над этой ручонкой, под тканью ночной рубашки пошевелился и снова замер птенец.
– Ты и спишь с ним? – мягко спросила Кристина.
– Он хороший, – уверила её Ксанфия. – Очень хлебные крошечки любит!
Мы вошли в наш с Эвелин апартамент, дошли до кабинета. Эвелин заняла кресло, а Кристина и Ксанфия заняли низкий мягкий диван. Я прошёл к ящикам, откинул крышку верхнего. И, вынимая одно за другим золотые изделия, стал показывать их издалека гостье.
– Какая красота! – восхищённо сказала она. – А поближе рассмотреть можно?
Я отрицательно качнул головой.
– Женским рукам к этому лучше не прикасаться. Это искалеченная красота. Грабительская добыча. На каждом изделии лежат следы смерти и крови. Мы решили увезти это золото из Англии, открыть ювелирные лавки и распродать, и вернуть его в мир людей таким образом обновлённым. Полученные в результате этого деньги использовать на противостояние тем, кто заказывает и осуществляет грабежи и убийства.
Взгляд Кристины, сделавшись испуганно-острым, устремился к ящикам. Она тревожно спросила:
– И вот это всё… Заполнено – таким?
– Да, да. Но дело ещё вот в чём, Кристина. Очень жаль безвозвратно увозить из Англии сотворённую честными мастерами необыкновенную красоту. И появилась мысль: убедить вашего гранильщика алмазов переехать в «Шервуд» и с наивозможным старанием обустроить ему здесь ювелирную мастерскую. Во-первых, он успеет скопировать самые удачно-красивые из изделий. Во-вторых, кто-то из наших детишек обязательно увлечётся и переймёт у него это редкостное ремесло. Тогда ещё одна детская судьба будет спасена.
– Это обязательно нужно сделать! – порывисто воскликнула наша гостья. – И, хотя наш гранильщик стал совершенным отшельником, я постараюсь убедить его переехать. И тех гонцов, которые из Африки привозят необработанные алмазы, я перенаправлю сюда же. И буду рада, если моё маленькое усилие вольётся в это необыкновенное дело.
Здесь она покраснела, смутилась и, пряча взгляд, наклонилась и поцеловала головёнку уснувшей на её руках Ксанфии.
Назавтра, утром, я совсем не удивился, когда Кристина и Ксанфия сказали мне, что хотят ехать вместе.
И опять – о, воистину – год на колёсах! – вереница экипажей потянулась из «Шервуда». Поручив Иннокентию не только конюшни, но и отопительные печи, я взял Робертсона, и он правил передней каретой. Я сидел рядом с Симеоном. Он цепко держал в руках подарок: маленький морской сундучок, в котором из лоскутков и цветного картона был устроен домик для «его высочества глиняного принца Симеона». Кристина и Ксанфия устроились напротив, и нас всю дорогу смешил цыплёнок, ловко прыгающий с колен на колени.
Когда въехали в имение, я открыл окно и с непреодолимым любопытством стал рассматривать имение бывшего смертельного врага. Увидел светлеющий вдали замок, обширные покосные луга. В одном углу поля медленно брели и мирно щипали траву стреноженные лошади. За ними, как привязанные, вышагивали тонконогие жеребята.
– Человек, за которого просил мастер Альба, – пояснила мне Кристина, – пасёт в моём имении лошадей. Прекрасные жеребята у них. В Плимуте – самые дорогие.
Мы въехали в просторный двор. Сразу несколько слуг бросились выпрягать лошадей.
Мы выбрались из кареты. Минуя гостиную, прошли в столовую-кухню. И здесь, сделав полной грудью вдох облегчения от наставшей, такой долгожданной минуты отдыха, я замер. Со стены на меня смотрел поясной портрет того, кто безконечно долгие четыре минуты со скрежетом бросал в меня отточенное железо. Симеон с грохотом водрузил на широкую скамью свой сундучок. Припрыгала на костыльке Ксанфия. Кристина, увидев мой взгляд, с чувством сказала:
– Этот портрет…
Но она не успела закончить. Мы все вздрогнули от пронзительного, отчаянного, почти звериного визга Ксанфии.
Вздрогнули, обернулись. Она, как и мы, глядела в портрет, и исходила животным визгом, и личико её было белым. Испуганно спрыгнул с её рук и убежал под лавку цыплёнок.
Кристина торопливо шагнула к ней, и она, как будто вспугнутая этим шагом, обрезала крик, дёрнулась, и стремительно, падая через попавший под ногу костылёк, бросилась прятаться под ту же лавку. Там она забилась в угол, и глазами смертельно раненого котёнка глядела на нас, и часто-часто дышала.
– Что?! – крикнул я, падая на колени у лавки и вонзаясь взглядом в эти глаза. – Что?! Говори скорей, что?!
– Скажи, миленькая! – с отчаянной тревогой в голосе просила и почти пролезшая под широкую плаху Кристина.
