«После этих вещей тот же патриций Элефтерий, евнух, принял права суверена (то есть восстал против центрального константинопольского правительства
. – Е.С.). Когда он следовал из Равенны в Рим, то был убит солдатами в крепости Луцеоли, а его голова была доставлена императору в Константинополь». Интересно привести комментарий О.Р. Бородина по этому поводу: «В связи с событиями первого года правления Элефтерия в Италии можно предположить, что он попытался опереться на те социальные круги, которые были замешаны в смерти экзарха Иоанна Лемигия и поддерживали Иоанна Компсина. Это была сепаратистски настроенная знать, частично состоявшая на государственной службе (judices), но связанная экономическими интересами с Италией (прежде всего земельные собственники) и рассчитывавшая, что выдвинутый ею император будет способствовать удовлетворению этих интересов. Противодействие узурпатору оказали milites. В них следует видеть регулярное византийское войско, то самое, которое за три года до этого получало ругу из рук Элефтерия». Итак, у нас налицо первый прецедент равеннской «самостийности» – но далеко не последний. При экзархе Григории I (правил в 619—625 гг.) было относительное затишье.
С именем следующего экзарха, Исаакия (правил с 625 по 643 гг.), связана несколько неприглядная для обоих сторон, лангобардской и византийской, история. Король Аривальд решил избавиться от тосканского герцога Тасо и попросил Исаакия оказать ему эту услугу, за что пообещал уменьшить дань. Исаакий заманил герцога в Равенну, обещая свою помощь в борьбе с Аривальдом, и доверчивый варвар вошел в город даже без охраны. Дело было сделано, и до самой смерти короля (636 г.) у него с экзархом царил мир. Преемник его, герцог Брешии Ротари (ок. 606—652 гг., правил с 636 г.), известный созданием сборника законов лангобардов, возобновил военные действия против византийцев. Вряд ли случай, описанный Павлом Диаконом, явился непосредственным поводом к новой войне, однако он рассказан до сообщения о военных действиях Ротари: «К этому королю герцог Беневента послал своего сына Айо. И когда этот последний, по дороге в Тицин, заехал в Равенну, то по злоумышлению римлян, принял там такое питье, что потерял свой рассудок и с этого времени никогда больше не приходил в полный и здравый ум». О византийско-лангобардских военных действиях 639—643 гг. Павел Диакон пишет кратко: «Король Ротари захватил все римские города, располагавшиеся вдоль морского побережья от города Луны (Луни) в Тоскане до франкской границы. Также он захватил и разрушил Опитергий – город между Тарвизием и Форумом Юлия. Он воевал с римлянами Равенны около Эмилии, на реке Скултенна (Панаро). В этой войне со стороны римлян пало 8 тысяч, а остальные обратились в бегство. В это время в Риме случилось великое землетрясение, а затем произошло великое наводнение. После этого была язвенная болезнь такая, что никто не мог быть уверенным, что избежит смерти от большой опухоли и жара». Историк не пишет главного – что в той битве равеннцами командовал экзарх Исаакий, оставшийся на поле боя в числе 8000 своих воинов… Саркофаг его доныне стоит в базилике Св. Виталия, и на нем высечено (пер. с англ. – Е.С.): «Здесь лежит предводитель армии, который 18 лет хранил Рим и Запад для их величеств: Исаакий, опора императоров, великая слава Армении, ибо происходил он от славного армянского рода. После его славной смерти его мудрая жена Сусанна горевала беспрерывно, словно чистый голубь, лишенная ее мужа, который своими могучими подвигами стяжал славу на Востоке и на Западе, ибо с Запада и Востока вел он свои армии». Вместе с тем развили успешное наступление на Неаполитанский дукат герцоги Беневента, взяв Сорренто и, возможно, Салерно. При этом герцог Гримуальд устроил византийцам «жестокую бойню» при горе Гарган.
Но нам в очередной раз пришлось немного забежать вперед; дело в том, что во время этой неудачной для византийцев войны они еще и сами себе нанесли хороший удар изнутри, а заодно испортили отношения с Римом; и Исаакий во всем этом сыграл не последнюю роль. Хартуларий Маврикий, пребывая в Риме в 640 г., столкнулся с настоятельным требованием войска выплатить жалование. Ранее было сказано о том, что порой папы брали на себя подобную выплату. Консенсуса на этот раз не достигли, и возмущенные воины при полном попустительстве Маврикия, обвинившего папу в том, что он якобы присвоил ругу за несколько лет, которую император исправно присылал им «раз за разом», разграбили Латеранский дворец, причем кое-кто из римлян им активно помог. Экзарх Исаакий, экстренно прибывший на место, счел за благо забрать часть награбленного и увезти в Равенну. Два года хартуларий вынашивал планы, порожденные всеми происшедшими событиями, и потом, мобилизовав соучастников латеранского разгрома, внезапно выступил против Исаакия. Интересно, что Маврикий объявил собранным им войскам, что Исаакий восстал против императора и желает занять его трон; при этом он заставил присягнуть не Константу II, а себе. При встрече с правительственным войском ситуация, видимо, разъяснилась, и Маврикиевы воины предпочли за благо подчиниться власти экзарха, а голова казненного Маврикия была выставлена на столпе в равеннском цирке. Ближайшие его римские сподвижники, однако, казни не подверглись, но лишь заключению в Равенне, из которого после гибели Исаакия были вообще освобождены и вернулись в Вечный город. Из всего вышеизложенного О.Р. Бородин делает следующий интересный вывод: «Среди этих лиц, таким образом, находились люди, судьба которых была, очевидно, небезразлична римскому престолу. Возможно, и само выступление было организовано при негласной поддержке папы. Милосердие равеннских властей после смерти экзарха можно объяснить тем, что мятежники представляли весьма влиятельную в Риме оппозиционную партию, с которой равеннские нобили не хотели обострять отношения. Если так, то в выступлении хартулария Маврикия можно видеть сепаратистское восстание римской знати, опиравшейся на местное войско – exercitus». Интересно отметить пропущенную О.Р. Бородиным важную деталь, что в латеранском разгроме мог присутствовать конфессиональный момент – в то время Равенна впала в монофелитскую ересь (об этом – сразу ниже), соответственно папа римский, не разделявший это учение, тоже был для равеннцев еретиком, что и могло послужить столь бесцеремонному разграблению папского дворца; но, с другой стороны, политика всегда превалировала над верностью идеям, поэтому тайный союз папы с Маврикием был возможен, а если при этом предположить, что Маврикий мог выставить себя еще и защитником правой веры, как это чуть позже сделал в своих интересах Олимпий, тогда наше предположение перерастает в абсолютную уверенность. Разберемся с этими новыми религиозными осложнениями подробнее.
Экзарха Исаакия сменил Феодор I Каллиопа (правил в 643—645 гг.), после его смещения экзархом стал Платон (правил в 648—648 гг.), его преемником – евнух Олимпий (правил в 649—653 гг.), с именем которого связано очередное восстание. Надо сказать, что 640-е и последующие годы были особенно беспокойны и для Равенны, и для Византии: именно на этот период выпадает очередная схватка равеннской кафедры с римской. Здесь нам придется вновь немного отойти назад во времени, чтобы разобрать феномен «монофелитства». Это учение, со времен василевса Ираклия продавливаемое верховной государственной и церковной властью, признавало в Богочеловеке Христе две природы – Божественную и человеческую, но при этом лишь одну волю – так, выработав фактически новую ересь, Ираклий и патриарх Сергий при поддержке римского папы Гонория I (ок. 585—638 гг., на кафедре, на которой был утвержден равеннским экзархом Исаакием, с 625 г.) пытались примирить общество с ересью монофизитов, полностью сливавших во Христе Божественную и человеческую природы, и тем самым предотвратить отпадение от империи ее «житницы» – монофизитского Египта. Изначально Ираклий и Сергий выпестовали учение моноэнергизма – то есть наличия во Христе одной энергии
