Выговский, взяв на себя командование артиллерией, приказал вести огонь по воротам. За два дня интенсивного артобстрела дубовые створки, окованные железом, были размочалены. Но порадоваться не удалось. Мудрый Вишневецкий предугадал подобное развитие событий — весь проем был заложен мешками с песком и щебнем. Конечно, можно было бы презреть опасность и идти на штурм крепости только с осадными лестницами, но гетман не хотел понапрасну гробить своих казарлюг.
Ислам-Гирей, застоявшийся без дела и поругавшийся с гетманом, повел было своих людей на приступ. Но пешие татары воюют неважно. Бежать под прицельным огнем, да еще и тащить на себе длинные штурмовые лестницы они смогли недолго. Потеряв около сотни убитыми и ранеными, татары отошли.
Военные действия зашли в тупик. Казаки не могли взять крепость, а осажденные не могли из нее выйти.
За три с лишним недели осады донские и запорожские казаки (не говоря уж о татарах) успели загадить и разграбить все окрестности верст на десять в округе. Из-под казачьих телег и татарских юрт каждый вечер доносились крики и слезы женщин. Единственные, кто еще соблюдал хотя бы видимость порядка и дисциплины, — это турки, хотя и они уже перестали покупать у местных крестьян баранов, предпочитая отбирать все силой.
Утешало лишь то, что из крепости время от времени прибегали дезертиры, которым надоело голодать. Поговаривали о том, что половина ляшского войска уже мается поносами.
Тимофей изнывал от безделья. Чтобы развлечься, он иногда выходил с пехотинцами, которые у казаков назывались пластунами, пострелять из-за брустверов. Но проку от такой стрельбы было мало. Ляхи, сидевшие в осаде, высовываться из-за стен не спешили.
…Акундинов на правах толмача присутствовал на одном из военных советов, устроенных гетманом. Правда, надобности в переводчике так и не возникло.
— Ты, гетман, пойми, — убеждал Хмельницкого на чистом русском языке хан Ислам-Гирей, здоровенный детина со следами сабельных ударов на лице, — если поляки болеют, то скоро будем болеть и мы.
— И что ты хочешь? — качнулся к нему гетман, который опять был хмур и мрачен. — Снимать осаду и возвращаться восвояси? Тебе-то хорошо… Уйдешь себе в Крым. А нам тут оставаться. А посидим еще, так и всей армии дождемся.
— Чего хорошо? — взвился хан. — Где обещанный полон, где добыча?
— Мало ты добычи набрал? — усмехнулся гетман.
— Мои люди берут только то, что нужно! — возмутился хан. — Но мы не берем ни твоих селян, ни девок и к тому же до сих пор не видели обещанного польского золота!
— Ну так Збараж возьми, — повел гетман плечами, — за Ерему тебе выкуп дадут богатый. Да и окромя Еремы панов мацных много. И казна войсковая там.
— Я уже несколько раз водил своих людей на стены! — взвился хан. — А твои казаки, как шакалы, следом шли.
Полковники, находившиеся в шатре, злобно зашумели.
— Ну так и куда ж спешил-то? — хмыкнул старый лис Хмельницкий, который знал, что делал, отправляя на штурм крепости татар и придерживая казаков.
Ислам-Гирей уже схватился за саблю, а гетман подтянул поближе к себе полупудовый шестопер, как вдруг в разговор вмешался Выговский:
— Позвольте, многоуважаемый хан и вы, драгоценный паша, — кивнул он в сторону молчавшего до сих пор турецкого начальника, — а также вы (кивок в сторону казаков), господа полковники, сообщить, что лазутчики сообщают о выдвижении королевского войска.
Тимофей удивился. Вроде бы сегодня генеральный писарь целый день был рядом с ним. Когда же он успел с лазутчиками-то перемолвиться?
— Где король?! — загорелся хан, забыв о том, что он только что собирался драться с гетманом. — Я сам его в плен возьму! Наброшу аркан, как на дорогого коня.
— Круль Ян Казимир подходит к Зборову, — доложил Выговский. — С ним тысяч двадцать пять войска. Пехота немецкая да гусары.
Взгляды присутствующих обратились на старого гетмана. Даже Ислам-Гирей, при всей его вспыльчивости, понимал, что не его татарам сражаться с регулярным войском… Хмельницкий обвел взглядом соратников и союзников, перекинув люльку из одного уголка рта в другой, а потом заявил:
— Выступаем!
Хмельницкий ушел с казаками и татарами ночью, тайком. Пехоту, костяк которой составляли пластуны, было решено оставить под стенами крепости и по мере сил продолжать осаду. Снять отсюда все войска, а потом получить удар в спину, гетман не хотел.
Тимофей, которому Выговский приказал сидеть на месте и под пули не лезть, был вынужден довольствоваться известиями, поступавшими от гетмана. Разумеется, никто не удосужился присылать персональных гонцов к наследнику русского престола, что несколько обижало Тимоху. Посему приходилось обходиться лишь новостями да сплетнями, которые привозили казаки, по разным причинам возвращавшиеся в лагерь. Первыми привезли новости те, кого прислали за пушками: «Гетман атаковал войско короля, заставил ляхов отступить и начать окапываться рвами!» Акундинов уже начал думать, что под Зборовом будет тоже самое, что и под Збаражем, — долгая и муторная осада. Но очередной гонец сообщил, что «ночью казаки и союзники атаковали польский лагерь, а сам король едва не попал в плен к Ислам-Гирею».
А вот дальше новости расходились. Одни говорили, что гетман, «трусця его мать, украл победу, скомандовав отход». Другие считали, что «батько Хмельницкий не захотел, чтобы его король стал пленником бусурман». Третьи уверяли, что ляхам удалось подкупить Ислам-Гирея, который начал переговоры, не уведомив гетмана. Круль, мол, хану двести тысяч злотых пообещал сразу заплатить. В общем, как говорили казаки, во всем этом «чорт ноху сломить, а бис — вывернеть!»
И, наконец, был заключен договор между королем и гетманом. Ляхи вроде бы признали самостийность Малороссии, а гетмана Хмельницкого назвали полноправным правителем. А уже через день гетман стоял на коленях перед королем и каялся в грехах…
…Иван Выговский, который после заключения договора появился-таки в собственном шатре, сказал, что все это — полнейшая чепуха. А на коленях перед королем старый лис постоял, потому что хотел от этого какую-то собственную выгоду поиметь.
— Ну, сам подумай, — просвещал он друга. — Сейм автономию нашу не признает. Вишневецкие, скажем, почти все владения теряют. А Остроженские, Любомирские? Да и других магнатов, помельче, да и шляхты немало. Им это надо? А казачество? Ну, составим мы реестр на сорок тысяч душ. Будут у нас реестровые казаки, что от короля деньги да оружие получают за службу. А где король денег-то на это найдет? Ну, пусть найдет, на сорок-то тыщ. А другие? А хлопы, что хотят панов с себя скинуть?
