Яблонский буквально выпрыгнул из седла, подбежал к Брындину и крепко обнял его:
— Вы целы, капитан?
— Цел, ваше превосходительство, — кивнул Брындин. — Больше того, целы все артиллеристы, — он повел рукой на дверь конюшни, из которой выходили офицеры. Они отдали честь и выстроились в шеренгу.
Выслушав рассказ Брындина, Яблонский поздравил офицеров с победой, отметил, что они спасли весь отряд.
— Благодарить надо не нас, ваше превосходительство, мы лишь выполняли свой долг, — возразил Брындин. — Скорее, благодарить надо эту конюшню, что так удачно и прочно встала на пути у красных.
Офицеры рассмеялись шутке, Яблонский тоже улыбнулся и сказал:
— Мы не фетишисты, идолищам кланяться не станем. А вот вам, господа, действительно огромная благодарность за стойкость!
Артиллеристы смущенно переминались с ноги на ногу.
— Ваше превосходительство, — перешел к делу Брындин, — я не исключаю, что красные повторят штурм, но уже более сильным составом.
— Пожалуй, вы правы, капитан, — согласился Яблонский. — По крайней мере, пушки надо приготовить к бою.
— Они уже заряжены, — сказал Брындин. — Только одна тонкость…
Он побежал к орудиям, вытащил из-под лафета одного из них длинный металлический прут с крючком на конце и засунул его в ствол.
— Что это он? — удивился Яблонский.
— Маленькая хитрость, ваше превосходительство, — подсказали офицеры. — Иначе взлетим сами, как этот вот комиссарик, — они показали на распластанное неподалеку тело Струда.
— Предлагаю подкрепиться, господа, — пригласил Яблонский и сел на ящик с боеприпасами. Офицеры присоединились и вскоре заскрежетали консервные банки, открываемые штыками, зазвенели ложки и кружки. На разведенном второпях костерке поспевал походный чайник.
— Ваше превосходительство, — обратился Брындин к Яблонскому, присев рядом с ним. — Как вы думаете, чем кончится наша эпопея?
— Откровенно говоря, капитан, думаю, что ничем хорошим она для нас не кончится, — медленно выговорил начальник штаба и в упор посмотрел на Брындина. Тот вздрогнул и спросил только:
— Хабаровск взят?
Яблонский кивнул и замолчал, его взгляд стал отрешенным и задумчивым.
— Потери велики? — прервал молчание Брындин.
— Потерь, слава Богу, нет вовсе, — помолчав еще немного, ответил Яблонский. — Молодец все-таки генерал Молчанов, вывел войска из-под удара.
— Что же мы? — продолжал выпытывать Брындин.
— С нами сложнее, — вздохнул Яблонский, и Брындин увидел, как заходили желваки на его скулах. — Я в свое время предлагал командиру отойти восточнее. Тогда мы наверняка успели бы соединиться с Молчановым и помочь волочаевской группировке ударом по красным в их левый фланг. Его превосходительство не согласился… Теперь поздно… — Яблонский опустил голову в колени, желваки его нервно двигались под натянутой кожей.
— Мы… обречены? — Брындин едва сумел выдавить из себя эту фразу.
— Похоже, капитан, — кивнул Яблонский. — В такой ситуации каждый волен сделать тот шаг, который ему представляется наиболее честным и достойным.
«Каков же ваш шаг?» — хотелось выкрикнуть Брындину, но тут с севера снова затрещали выстрелы, над головами зажужжали пули. Офицеры упали в снег, сдергивая с плеч винтовки и клацая затворами. Вдалеке показались головы наступавших красноармейцев.
— Никаких конюшен, капитан, — бросил Яблонский и громко крикнул: — Занять полукруговую оборону! Запереть вход в ущелье!
Офицеры рассредоточились, выбирая удобные позиции для обороны. Яблонский с Брындиным залегли у пушек, возле колес, приготовили наганы.
— Капитан, у вас есть гранаты? — спросил Яблонский.
— Имеются, — Брындин перебросил ему два ребристых чугунных шарика.
Красные шли редкой цепью, но за первой показалась вторая, еще дальше третья. По лафетам зацвыркали пули, офицеры открыли ответный огонь. Цепь красных поредела, но тут же сомкнулась и безостановочно катила вперед.
— Орудия, капитан! — Яблонский вскочил на ноги, выпрямился в полный рост и согнулся над панорамой орудия. Брындин прильнул ко второй пушке.
— Какой там заряд? — крикнул Яблонский.
— Картечь, — ответил Брындин.
— Картечь это замечательно… — воодушевился Яблонский, крутя ручку прицела. — Попробуйте-ка, товарищи, под самое дыхало!..
Он дернул спусковой шнур, орудие рявкнуло, подпрыгнуло и грузно осело. Брындин выстрелил следом и поднял глаза. В наступавшей цепи зияла огромная прореха, уцелевшие присели на колена и открыли залповую стрельбу.
— Не нравится! — ликовал Яблонский. — Еще разочек, — он вставил в казенник другой снаряд. — Капитан, сколько еще снарядов?
— По два выстрела.
— Отлично! Все по товарищам!
Они напряженно работали, заряжая орудия и стреляя по наступавшим. Вокруг свистели пули, одна из них, срикошетив от лафета, обожгла генералу щеку, но он не заметил и продолжал выплескивать в лицо наступавшим смертоносные свинцовые шарики. Первая цепь полегла практически целиком. Но когда следом за ней в атаку пошла вторая, снаряды кончились.
— Не дать им опомниться… — скорее для себя, чем для офицеров, крикнул Яблонский, выхватил шашку из ножен и бросился вперед.
— За мной, господа, ура-а-а!
Офицеры поднялись и ударили в штыки. Брындин бежал позади Яблонского и все никак не мог обогнать генерала, чтобы закрыть его собой. Горячее дыхание пуль чувствовалось у самого лица, но Яблонский все бежал вперед, подбадривая офицеров и размахивая наганом, из которого изредка стрелял в возникающие перед ним фигуры красноармейцев. Все пули миновали его, но когда Брындин поравнялся-таки с начальником штаба и подал вправо, прикрывая его могучую фигуру, одна более удачливая пуля стукнула Яблонскому в грудь, под сердце, погнув под шинелью Георгиевский крестик. Генерал еще продолжал бежать, не понимая хорошенько, почему ноги уже не слушаются его. Потом свело дыхание, к горлу подкатил и застрял там колючий комок. Яблонский остановился, удивленно оглянулся на подхватившего его Брындина, словно недоумевая, зачем он тут, медленно закрыл глаза и потерял сознание. Его обмякшее грузное тело беспомощно повисло на крепких руках капитана. «Так вот он, твой шаг…» — понял Бриндыин.
Отбив атаку красных в штыки, капитан собрал уцелевших — их оказалось сорок два человека. Погибших погрузили в телеги, тело Яблонского накрыли брезентом. Подорвав пушки и подпалив конюшню, офицеры двинулись на юг, на соединение с отрядом. Позади колонны разгоралось высокое пламя, в морозном воздухе дым поднимался высоко в небо, освещая артиллеристам дорогу. Надвигались сумерки.
