Жан повернулся. Он плохо различал далекие предметы и увидел на холме просто какие-то фигуры. Однако ветер, дувший с суши, хорошо доносил до него слова.
— Они там, на том корабле! — кричал Джанни Ромбо. — Поднимите бон!
Жан увидел, как несколько десятков лошадей, пришпоренных всадниками, понеслись вниз по крутому склону. До мола им оставалось скакать совсем немного, а оттуда они могли бы быстро добежать до лебедки бона. Он оглянулся на «Морское перо». Кораблю не успеть вовремя выйти из бухты.
Бросившись к каменным ступеням, Жан сумел добраться до них раньше всадников. Он услышал, как они спешиваются. Сапоги тяжело затопотали по усыпанному галькой молу следом за ним. Остановившись в десяти шагах от лебедки, Жан повернулся.
Его сын оказался там, где он и ожидал, — впереди остальных. Увидев, как Жан поворачивается, Джанни чуть замедлил бег. Его люди выстроились позади своего предводителя клином. В десяти шагах от отца Джанни Ромбо остановился.
— С дороги, старик! — зарычал Джанни. — Тебе нас не остановить!
— Ты прав, мой сын. Не остановить. Но возможно, я смогу вас на какое-то время задержать.
С этими словами Жан завел руку себе за спину и извлек из ножен меч с тупым концом. Он вышел на солнечный свет так, как делал это всегда: хищник, прищуривший глаза в лучах рассвета.
Жан осмотрелся. Возле самого конца мола показался хромой мужчина в черном плаще. Он шагал в их сторону. Выше на склоне Жан заметил новую группу всадников, начавших спуск. Он предположил, что это идет подмога его противникам. На воде к ним быстро приближалось «Морское перо». Но недостаточно быстро.
Ромбо перевел взгляд с корабля, на котором уплывала его дочь, на своего сына. Необходимо выиграть немного времени.
— Человек, умиравший на перекрестке, сказал мне, что ты, пожалуй, владеешь мечом лучше меня. Он был прав, Джанни? Неужели я так хорошо тебя обучил?
Это была наживка. Жан увидел, что его сын проглотил ее. Как проглотил бы ее он сам в его возрасте.
— Он — мой. Только мой! — объявил Джанни, доставая из ножен тяжелую рапиру.
Он атаковал первым, как Жан и ожидал, с несокрушимым превосходством юности. Три года прошло с тех пор, как они в последний раз скрещивали клинки в учебном бою, и Жан сразу увидел, что его сын стал быстрее и сильнее. Джанни провел эти три года не только в молитве и покаянии.
Треугольный конец рапиры двигался на него в стремительном выпаде на уровне груди, прямо, — типичная атака молодого человека. Клинок с тупым концом поднялся, чтобы встретить рапиру, — и встретил пустоту. Выпад был ложным, потому что молодые люди знают, что о них думают старики. Острие рапиры отклонилось наружу, отставленная назад нога вернулась к другой, руки соединились. Обеими руками Джанни повел свое оружие сверху вниз, полукругом, к открытому плечу Жана. Жану пришлось отшатнуться назад, потеряв стойку. Он криво взмахнул тупоконечным клинком, чтобы отвести удар в сторону.
Однако Джанни не вложил в свой удар никакой силы. Его отец открыл спину, отступил от первого выпада. Юноша позволил своему клинку соскользнуть с тупого конца палаческого меча, а затем резко остановил скольжение и дернул рапиру в сторону. У удара не было силы, чтобы нанести глубокую рану, но отточенный металл в любом случае опасен — он впился Жану в ногу:
Отец и сын посмотрели на порез с равным изумлением. Первым пришел в себя Жан. Он отодвинул ногу, отступил назад на два шага и встал в защитную стойку. Теперь обе его ступни стояли параллельно друг другу, а рукоять меча он сжимал двумя руками, держа клинок перед собой.
— Ты научился, Джанни. Я тобой горжусь.
— Гордыня ведет к падению.
— Возможно.
По причалу шел хромой мужчина. Вниз по холму неслиськони. Корабль все еще был слишком далеко от цели. Джанниосмотрелся и тоже это увидел.
— Хватит, старик. Твой меч — или твоя жизнь.
«Нельзя позволять щенку чересчур многое, — подумал Жан. — Даже своему собственному».
Он наклонился, окунул палец в рану и поднял руку, чтобы лизнуть свою кровь.
— А вот это вызывает воспоминания, — сказал он и на последнем слове атаковал.
Мечи со звоном скрестились. Металл скользил по металлу со звуком, похожим на крик чаек, которые кружили над ними. Годы гнева соединились в их клинках, обрызганных лучами солнца и искрами. Два человека превратились в животных, и юный самец бросил вызов старому.
Солдатам Джанни и Анне с Тагаем на корабле видно было только мелькание стали. Клинки проносились в воздухе, они встречались крича и расставались с воплями, и вновь направляли удары и ставили блоки, делали обманные движения и ложные выпады. Никто из наблюдавших не мог определить, кто в этом танце ведет, а кто идет на поводу.
А сражавшиеся знали это. Перевес все время менялся, преимущество переходило от одного к другому. Удары задумывались и наносились мгновенно.
«Он хорош, — думал Жан. — И сейчас он пытается меня убить».
«Он все еще хорош, — думал Джанни. — И он снова стоит между мной и моим Богом».
«Я постарел, — думал Жан, — я давно не занимался этим. Время на стороне молодости. Он может сражаться весь день, а я… Я не смогу продержаться даже столько, чтобы корабль успел уплыть».
«Значит, мне нужно что-то сделать», — понял Жан.
И сделал.
Это была уловка. Старая. Простая и подлая. Много лет назад он собирался показать ее Джанни, но паренек убежал из дома раньше, чем отец успел это сделать.
«Оно и к лучшему».
Жану не пришлось притворяться усталым. Но каждый последующий удар он наносил все слабее, проводил контратаки все реже и позволял каждому звонкому удару сына отклонять его меч все ближе к телу. Парируя удары двумя руками, шумно хватая ртом воздух, Жан отступал все дальше и дальше, пока в конце концов его нога не оказалась у края лебедки. Увидев это, Джанни торжествующе зарычал и шагнул вперед, чтобы с силой вогнать клинок в раненое бедро отца. Жан с трудом остановил рапиру в пальце от своего тела. А потом он неожиданно сильно повел свой клинок вдоль оружия Джанни — и вниз. Его гарда отклонила рапиру очень низко, и Джанни пришлось шагнуть вперед, чтобы не выпустить оружия из руки. Оставив на рукояти только одну левую руку, Жан отвел правую назад и два раза изо всех сил ударил Джанни кулаком по носу. Со слезами на глазах юноша подался назад и снова попытался высвободить рапиру. Однако Жан вновь шагнул к нему, продолжая крепко удерживать клинок. Подняв руку, нанесшую удар, он схватил сына за левое плечо и силой надавил на него вниз, а потом обхватил рукой шею молодого человека. В следующую секунду их головы прижались друг к другу, а меч палача вжался в шею Джанни.